– Чего? Я ж в натуре…

– Ты зачем в него стрелял, зачем его сюда привел?

– От военных прятался. Прятался. А тут этот мутант огненный круги наворачивает, как пацан в тюрьме на прогулке.

Лицо сморщенное, пропитое. Хрип пнул бандита со всей дури в печень.

– Тебя люди спрашивают. Люди. Еще раз не по теме начнешь воду гнать, я за себя не отвечаю. Усек?

– Усек, усек. Нюх, может, и не здоровый кабан, зато знает, когда надо слушать, а когда языком трепать. Я вам все рассказываю – вы меня отпускаете.

Я потянул его за волосы, наклоняя голову. Видимо, сделал больно, Нюх заорал.

– Живим, просто живым оставьте! Мне хватит, мне этого хватит! Отмычка тупой, отказался в огонь прыгать. Мы заметили, да, заметили: когда кто-то попадает душаре, то он потом ест его и не двигается…

В отблесках огня Хрип выглядел эффектно, хоть на постер его запускай и вешай на стену. Отблески и тени, волевой подбородок и залитый кровью плащ. Я тоже заглянул в центральный зал.

Огненный шар носился по помещению, перекатывался в воздухе. Раскалённый воздух добирался и до нас, душара же то утихал и становился как огонь в комфорке, то резко вспыхивал, словно прорывало газовую трубу.

– Игруля, это Хрип! Я пришел за тобой!

– Не верю! Тебя тут не существует! – выкрикнул сталкер.

Я решил не останавливаться с допросом Нюха. Что же, становилось понятно, что его козырь не в силе, а в подлости и умении сдавать всех: чужих – своим, сталкеров – бандитам.

Я присел, отпустил его грязные волосы.

– Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Если нет – огненный душара познакомится с тобой поближе. И заканчивай трепаться на ломаном.

– Ништяк. Хорошо, хорошо.

– Зачем сталкеров согнали на Фабрику? – спросил я.

– Ну как зачем… Начальник, как зачем? Отмычки нужны. Это же не лаборатория, а инкубатор уродцев! Мы пока спустились на этот уровень, столько отмычек потеряли! То торки, то эти твари огненные. Не поверишь, самому жалко, нормальные сильные пацаны, а их вот так в расход…

– Зачем? Арты? Много их тут? – Я пытался абстрагироваться от слов Нюха. На удивление, у меня получалось. Подумал про работу следователя, которому приходится выслушивать про убийства. Слушать и записывать. Я бы не выдержал.

– Артефакты? Камешки? Мы их камешками зовем. Да, есть, лежат, подходи, бери, скока надо…

Хрип еще раз крикнул, и я не расслышал последние слова Нюха.

– Еще раз, соотношение странное. Людей на убой из-за артов?

– Не-не. Арты – это так, бонус.

– Зачем, – проговорил я.

– Лабораторию ищем. Как лето настало, так и зарылись кротами. Нам Бугор приказал – мы и роемся.

– Так нашли же, – отвлёкся Хрип.

– Нет, тут заброшенная лаборатория. А мы ищем рабочую. Там все на местах, ученые крутят гайки и микроскопы, что-то шаманят. Рабочую!

– Гонишь, – выдохнул Хрип, – гонишь.

– Не гоню! Мне что, жить не надо?! Не гоню! Ищем, все ищем! Тут добрались до конца, теперь на Янтаре роемся! Если бы не вы, свалили бы уже отсюда. Зачем пришли?!

– Не ори, – приказал я и облизал пересохшие губы. Вроде все сошлось, мозаика сложилась, но положительный результат достигнут не был. Мои смелые предположения подтверждались фризовцем. Была рабочая лаба. Значит, прав был Крадун: главное – не артефакты, а информация. Научный проект, над которым работали ученые в Зоне, на территории, где нет контроля, нет проверок и никто не скажет: вы нарушаете моральные нормы.

Опыты, за которые Уголовный кодекс дает много лет взаперти, опыты, которые оказались настолько важны, что Крадун пошел на риск, пошел против фризовцев. Мне казалось, это не связано с трансплантологией или мутациями. Это было что-то другое.

– Вы тут все обыскали?

– Да. Да. Да! Все, все облазили, в каждую дырку сталкера загоняли. Патронов спалили на страшил немерено. Тут мутантов – словно их на митинги согнали. Я таких даже не видел, даже не знал о таких!

– Зачем ты ломился вниз?

– От вас убегал. От вас. Все просто, я бы за огненного душару спрятался, он только в центре хаты летает. Отмычка тупой, все испортил. Сейчас его бы сожрал душара, я там бы переждал. Меня бы мои через день-два вытащили…

– Вытащили – это кинули на съедение еще одного сталкера? – прохрипел просторовец.

– Не, ну че? Вы правду требуете, вот я и базарю, как есть.

Раздался крик Игрули:

– Не верю!

– Игруля, это Костыль с блокпоста! Ты помог мне тащить раненого!

– Кто?!

– Военный! Высокий, черный, на бандита похож! – описал меня широкими мазками Хрип.

Голос Игрули не подходил молодому пареньку, которого я встретил возле деревни новичков.

– Игруля, ты сам придумал кличку – Бара! Вспомнил?!

Огненный душара зашипел, разросся до размера колеса грузовика и промчался от стены к стене.

– Игруля! – заорал Хрип.

Из помещения напротив показался сталкер. Он схватился за косяк, словно вместо ног у него были протезы. Он выглядел грязным… Нет, он был обугленным, как сожжённая спичка.

5

– Сейчас мы тебя вытащим, – тихо прохрипел просторовец, – сейчас вытащим…

Он схватил Нюха, потащил к дверному проему. Тот задергался, свитер его треснул и порвался.

– Нет, начальник. Нет, я же все рассказал!

– Подожди, – я дернул разгневанного напарника за плечо, – у меня есть идея.

– Не поверишь, у меня тоже. Кидаем этого урода, и пока тварь его жрет, забираем Игрулю.

Я думал: «Как же не показать свой интерес к лаборатории, а позадавать еще вопросы Нюху? Можно внаглую, но надо выбрать самые правильные».

– Хорошо. Чуток добавим экстрима. – Я наклонился к Нюху. – Сейчас все зависит от тебя. И поверь, если соврешь – я тебя дяде Хрипу отдам.

Бандит закивал. Он прикрыл голову руками, боясь получить еще удар.

Как быстро меняется человек: утром он командовал и выбирал, кого посылать на смерть, теперь дрожал и хныкал.

– Костыль? – произнес Хрип.

– Все под контролем. Нюх, ты уверен, что душара не накинется, если я кину ему труп торка?

– Нет, точно нет. Мы иногда так делали. Кинешь, отпрыгнешь – и все! – затараторил Нюх.

– Хорошо. Тогда готовься кидать труп в аномалию, – согласился я с ним и сдёрнул ремень. Фризовец потирал кисти, вставать не спешил. Это он зря. Хрип явно не настроен был сегодня подавать нищим или оставлять жизнь сжигателю живых людей.

– Давай, пополз. В комнате направо – тело торка, – приказал я. Автомат направил ему в грудь, показывая серьезность намерений.