Обвинитель был доволен, и полицейские из участка Сахар тоже заулыбались.

Тут начал задавать свои вопросы защитник Хусейнов, всклокоченный и вертлявый человечек. К этому времени Абдул Шейх обрел прежнюю уверенность в себе. Нет, его жена не пребывала в депрессии с тех пор, как их дочь Медина утонула в ведре. Нет, она не поливала себя керосином дважды ранее. Наконец ему разрешили вернуться на свое место. Он практически упал на свой пластиковый стул, но при этом был удовлетворен: вот теперь он отплатил соседям за то, что они лишили его детей нормальной семьи.

– Кто следующий? – провозгласила судья Чоан. Пришло время заслушать последнего свидетеля из Аннавади.

Синтия Али, лучшая подруга Фатимы, люто ненавидела Хусейнов с тех самых пор, как мусорный бизнес ее мужа пошел ко дну. В ночь, когда Одноногая совершила самосожжение, а Абдул спрятался на складе, именно она пришла на майдан, чтобы призвать всех окрестных жителей пожаловаться на Хусейнов в полицию и обратиться к стражам порядка с требованием арестовать всю их семью.

Во время конфликта соседей Синтии не было рядом, но на следующий день она объявила следователям, что присутствовала на майдане. Затем через жену владельца борделя она передала Зерунизе угрозу: если ей не заплатят двадцать тысяч рупий, она даст такие показания, что всех ее родственников точно упрячут в тюрьму. Хусейны отказались платить и все эти месяцы со страхом ждали ее мести.

– У меня голова идет кругом, – сказала Зеруниза Абдулу вечером накануне очередных слушаний, когда они вместе стояли у весов и ждали, когда мусорщики принесут свой товар. Глаза у госпожи Хусейн были, и правда, безумные. Такое выражение на ее лице Абдул видел последний раз тогда, когда она приходила к окну неофициальной камеры в участке Сахар, чтобы навестить мужа и сына. – Как Синтия будет смотреть в глаза людям, если солжет в суде? – вопрошала Зеруниза. – Она потеряет лицо, лишится чести. Как после этого вернуться в Аннавади?

Абдул считал такую постановку вопроса просто абсурдной.

Перед явкой в суд Синтия вымыла голову и надела свое лучшее сари – лиловое с красивой, голубой с золотом, каймой. Привести в порядок гнилые зубы было невозможно.

Женщина представляла, что ее выступление в суде будет решающим и станет кульминацией всего процесса. Нечто подобное она видела в индийских фильмах.

Ей было очень горько смотреть, как растут доходы конкурентов, в то время как ее семья бедствует. Синтия считала, что Зерунизе просто повезло: она произвела на свет «сортировальную машину», то есть Абдула. Но Зеруниза, по мнению завистницы, вела себя высокомерно, будто считала себя самой умной. Кроме того, госпожа Хусейн любила пошептаться с другими женщинами о темных страницах биографии Синтии, которая некогда была танцовщицей в баре. Но та давным-давно оставила это занятие и приняла христианство. С недавнего времени Синтия стала именовать себя социальным работником: она пыталась пристроиться к какой-нибудь программе по борьбе с бедностью, наподобие тех, что курировала Айша. Правительство и иностранные инвесторы охотно вливали деньги в подобные проекты.

Когда госпожа Чоан вызвала ее к кафедре, Синтия вышла вперед и встала перед судьей, прямая, как струна. Она громко и уверенно назвала свое имя и недавно придуманный род занятий – координация социальных программ. Забеспокоилась она лишь тогда, когда обвинитель начал задавать вопросы.

Этот прокурор совсем не был похож на тех, которых она видела в кино. Он не пронзал ее горящим взором; вид у него был усталый и скучающий. Он вообще не поднимал глаз на свидетельницу, несмотря на то, что она облачилась в такое эффектное сари. Ему, как и судье, явно ужасно надоело дело, которое сейчас слушали.

Недовольная Синтия насупила брови. Зачем обвинитель торопит ее? Разве судья не хочет узнать все детали той ссоры, при которой свидетельница якобы присутствовала? Она сейчас поведает всем, как пыталась выломать дверь, чтобы спасти горящую подругу. Не успела она произнести несколько фраз, как прокурор закончил задавать вопросы и предоставил слово адвокату.

Тот подскочил со своего стула. Этот человек действительно был похож на юриста из фильмов. Он отнесся к лжесвидетельнице, последней на скучном слушании, внимательно и настороженно.

Да, призналась она в ответ на его вопросы, бизнес ее семьи потерпел крах, в то время как Хусейны благоденствовали.

Да, действительно, ее хижина находится на некотором расстоянии от дома обвиняемых, в другом переулке.

Да, ее дом довольно далеко от того места, где произошла ссора. Да, во время конфликта она готовила ужин, резала овощи.

– Так как же вы могли видеть, что произошло между соседями? – поинтересовался адвокат.

– Но я это видела! – заупрямилась Синтия. Ее лицо исказила гримаса. – Она же моя соседка!

– Не согласен, – возразил адвокат. – Это раньше вы говорили, что были свидетельницей ссоры. Но это не соответствует действительности. Вы тогда солгали.

В итоге судья продиктовала вечно отстающему от событий стенографисту некую несуразную комбинацию, соединив часть вопроса и ответа. Получилось: «Я солгала, и я видела ссору».

Глаза у Синтии вылезли из орбит. Ее сын ходил в католическую школу и учил там английский. Мать, помогая ему делать домашние задания, и сама запомнила кое-что. Она поняла, что судья велела стенографисту зафиксировать, что свидетельница призналась во лжи. Но это не так, надо все исправить! Ей нужно было время, чтобы подумать, собраться с мыслями.

– Подождите! – крикнула она так громко, что Кекашан и Карам услышали ее голос, перекрывший уличный шум. Но это было «ускоренное судопроизводство», да и дело с точки зрения чиновников было ничтожным. Никто никого здесь не ждал.

Свидетельница может занять свое место. Судья Чоан собралась рассматривать следующее дело. Полицейские показали приглашенным на дверь. Но как же Синтия может взять и уйти, когда ее неверно поняли? Как же теперь изъять из компьютерной стенограммы неправильную интерпретацию ее ложного свидетельства? Она вся тряслась от ярости. Но на кого ее выплеснуть? На судью? На адвоката? На систему правосудия? Она решили валить все на Хусейнов, сидящих в конце зала на скамье подсудимых.

– Я вам еще покажу, – закричала она, покидая помещение, и картинно потрясла кулаком, как в кино. Но ее выступление было окончено, а фильмов здесь никто не снимал. Неверно понятые свидетели и заинтригованные, не разобравшие, что произошло, обвиняемые, сели в одну электричку и отправились домой. Надо было возвращаться в Аннавади к повседневным заботам. Все они еще долго будут судачить между собой о сегодняшнем слушании, но так до конца и не разберутся в том, что случилось. Точку в этом деле поставят после прений, которые состоятся через две недели.

Абдул, Мирчи и родители стояли, заложив руки за спину, перед складом, забитым разнообразным годным для сдачи на переработку мусором, и раздумывали, что делать со всеми этими запасами. Они хотели по возможности отсрочить поездку на утилизационное предприятие, так как цены на их товар предельно упали. Но ехать надо было. Семья продала склад, чтобы заплатить адвокату. И, хотя в дни, свободные от поездок в Донгри, Абдул работал как проклятый, его труды приносили очень мало денег. Полицейским из участка Сахар удалось выполнить свою угрозу и пустить Хусейнов по миру.