Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом месте они словно сгущались и, обжигая ярким светом низкую часть утеса, создавали более теплый климат. «Неужели солнцу уже известно о чудовищном решении правительства Одиссеи?! – размышлял Иван, быстро спускаясь к роднику. – Если это так, то оно может создать массу препятствий. Сумеют ли инопланетяне преодолеть их?»
Иван внезапно остановился и опять посмотрел на солнце, которое, как ему показалось, приблизилось к брусничному суземью и стало более красным.
«Надо все хорошенько обдумать, – решил он. – И на всякий случай измерить радиоактивность возникшего в роднике кристалла». Он свернул с тропинки, ведущей к роднику, и быстро, почти бегом, бросился к сараю с березовыми дровами. Там, среди сложенных для зимы чурок, под густым еловым лапником лежал сундук с астрономическими приборами и редкими измерителями. Взяв из сундука нужный ему прибор и большие свинцовые клещи для облученных предметов, он опять свернул на тропинку и через несколько минут оказался у родника.
Солнце стояло почти в зените, и весна начинала проникать в душу своими несказанными красками. «Я представляю, что сейчас творится на клюквенных рядах и в ягодных низинах», – почему-то подумал Иван и, замедлив шаг, осторожно подошел к лыве, со дна которой выбрасывалась струя серебряно-золотистой воды. Он попытался разглядеть кристалл, но водяная рябь от серебристого ключа шевелила воду, и дна лывы видно не было. Тогда он, не снимая брюк, взял в руки свинцовые клещи и медленно вошел в воду. Озноб охватил его разгоряченное тело. Обжигающая ноги судорога подогнула колени, но он терпел и упрямо шарил клещами по дну. Найдя кристалл, он попытался ухватить его, но камень скользил, и кристалл пришлось вытаскивать голыми руками. Положив тяжелый камень на берег, Иван сразу измерил его радиационное поле и перевел дыхание:
– Слава богу, больших изменений нет! Может, солнце еще не знает о замысле пришельцев? Или оно сжалилось надо мной. Но появление прозрачного камня на дне бассейна – не просто загадка, а, может быть, первый толчок к изменению всей структуры полета космических душ. – Сняв мокрое белье, он поднял кристалл и вздрогнул. Что-то словно обожгло его изнутри, когда прозрачный камень засиял на солнце всеми цветами радуги и рельеф его четко обозначился на фоне зеленеющих сосен.
– Боже мой! Да ведь это макет нашей Земли! – растерянно почти прошептал Иван и бросился ощупывать кристалл. – Вот чудеса! Здесь Африка, здесь Америка, а здесь наша Россия! Да это глобус, только неизвестного происхождения. – Он протер кристалл мокрой одеждой и, убедившись в этом еще раз, завернул камень в рубашку. Образование кристалла в роднике будоражило мысли Ивана и наводило на самые невероятные размышления. В том, что появление камня было связано с новым прилетом человеческих душ с окололунной орбиты, он не сомневался. Он хорошо знал, что в дни самой ущербной луны загадочные звуки и таинственные колебания воздуха превращают родник в неповторимый рай человеческих эфирных потоков, в котором ты можешь услышать нужный тебе голос и даже кое-что спросить. Например, имеет ли право на существование та планета, поселения которой пропитаны гарью, бензином и в каждом доме которой есть негодяй, охраняемый законом, властью? Или: считается ли жизнью то, что живет в отрыве от солнца и звезд и не нуждается в их энергии? Или: как называется человекообразное существо, мало похожее на человека, которое живет в России, имеет личные дворцы и храмы, а душа его все время тянется то в Европу, то в Америку, а иногда и к папуасам?
Положив свинцовые клещи и дозиметр обратно в сундук, Иван с трудом дотащил прозрачный камень до пятистенки и, закутав его в золотистую безрукавку, спрятал в чулан. Конечно, тяжелый кристалл можно было оставить в любом месте таежного капища.
Но Иван уже догадывался, по каким причинам и вследствие чего возникло каменное образование, и лучше было его спрятать. Сейчас он проклинал только свою осторожность, не позволившую ему сразу, голыми руками ощупать камень в воде и определить его рельеф и положение относительно Северного и Южного полюсов. Если б он сразу догадался, что кристалл – прототип земного шара и положение его соответствует положению существующей земли, то сейчас не было бы никаких сомнений, что камень способен выполнять функцию космического родника.
Прикрыв кристалл сосновой корзиной, Иван вошел в переднюю и застыл в недоумении: Вера спала крепким сном, полуоткрыв вздрагивающий рот, а у ее изголовья сидела Марья Лиственница.
– Зачем ты вернулась? – раздраженно спросил он, подойдя к деревянной кровати, и строго оглядел Марью. Она ничего не ответила, только властно погрозила пальцем и, взяв Ивана за руку, увела в другую комнату.
– Я не к тебе пришла… – тихо сказала она. – Я чувствую, что ты разлюбил меня. Это очень гложет мою душу. Я в растерянности, Ваня. Но ты увел мою дочь. Зачем?! Тебе мало женщин, которые бросаются на тебя, как сибирские кошки в мартовское полнолунье? Тебе мало Оли Дерюгиной, которая родила от тебя двойняшек и приходит на твою могилу каждую субботу, думая, что тебя нет? Или Ани Паршиной, у которой тоже мальчик и которая тоже бывает у тебя на кладбище?
– Замолчи! – Иван вывел Марью Лиственницу во двор и, сев на деревянную лавку, стоявшую на крыльце, потянул на свои заиндевевшие колени. Лиственница напряглась, опустила горящие, как березовые угли, глаза, потом вдруг вздрогнула и сама прижалась к его обессиленному телу. – Мария, я запрещаю тебе сравнивать мою любовь к Вере с мартовскими кошками, а также связывать с теми подругами, чувства и мысли которых замешаны на сексе и прочих отклонениях. Ты дорога мне как искренний друг, как верная помощница, но не более…
– Ванечка, миленький. – вдруг почти шепотом запричитала Марья, и в глазах ее появилась растерянность. – Неужели чувства, которые были в тебе, растаяли?! Ты знаешь, что я никогда не изменяла тебе, а мужу просто повиновалась из-за детей, воспитанных на моей строгости. Ну, что ты сник? Если ты действительно любишь мою дочь, возвращайся обратно в поселок и сдайся правосудию. Здесь ты погубишь Веру своей непосильной работой, непокорностью сумасшедшей. Ну что ты молчишь?
Иван старался как можно крепче обнять Марью, но руки его были слабыми, и она сама льнула к нему и разогревала его душу.
– Марья, – тихо сказал он, немного помолчав, но не спуская ее с коленей. – Прощай, родная. Навеки прощай! Милая моя, прости меня за все.
– Что случилось? Почему навеки? – удивилась Лиственница. – Или ты убежден, что твоя любовь к Вере никогда не кончится?
– Нет, не поэтому..
– Тогда я не понимаю тебя.
– Конец близится, Мария. – опять почти шепотом сказал он, и глаза его налились слезами. – Всей человеческой жизни конец. – неожиданно почти простонал он и обнял Марью еще крепче. – Родника человеческих душ не будет больше, а это смерть, всей Земле смерть. Прощай, Мария. Всем людям хана и земле тоже.
– И тебе, Ваня, хана?..
– Нет, родная, мы с Верой покидаем Землю.
– Почему?
– Потому что мы не можем жить так, как живут они. эти человекообразные. Они оказались мерзкими животными. Даже хуже самых мерзких животных.