– Ты так думаешь о людях?

– Да. О них! Они загубили Землю. Они превратили ее в рабыню своих мерзких нечеловеческих страстей, в ржавчину гнилую… Потеряв совесть, они деньги, эти разукрашенные бумажки, вознесли выше разума, они стали убийцами Земли, ее солнечной мудрости, энергии. Понятно тебе или не понятно?

– Понятно. И ты бросишь родную сестру, бабушку свою родную, брусничное суземье, свое хозяйство?..

– Замолчи!

– Ну ладно-ладно, успокойся. Возьми себя в руки. И каким же образом ты собираешься покинуть родные места?

– Я нашел контакт с инопланетянами.

– Наконец-то. – Марья Лиственница обвила его шею, словно придорожный камень на краю пропасти, и долго держала своими хваткими, пахнущими смолой и земляникой руками. – А как же я, Ваня, радость моя неугомонная? Ты подумал, что со мной будет?

– Не знаю. Земля разваливается, она обречена. Все люди обречены. Мы остались у разбитого корыта. Мне жаль тебя, но.

– Как же так получилось?!

– Не знаю, но пойми, люди потеряли связь с космосом, с его разумным полем. На Земле произошла роковая беда, и спаситель у нее теперь только один.

– Кто?!

– Ее Создатель. Прощай, Мария. – Иван еще крепче обнял Марью Лиственницу, потрясенную нежданной вестью, и, почувствовав в коленях дрожь, неожиданно поднялся и пошел в чулан. – Побудь здесь, я сейчас вернусь. Не ходи за мной. Ну, что ты встала? Ты слышишь, как дверь скрипит?

– Слышу.

– Тогда, сядь на лавку и не двигайся. Веру разбудишь.

Иван осторожно прошел в чулан и, вернувшись оттуда с прозрачным камнем, сначала посмотрел на солнце, а потом перекрестился.

– Мария, ты радость моя хмельная, – тихо сказал он, сняв с камня золотистую безрукавку. – Я не знаю, как тебе объяснить. Но этот камень обладает свойством родника.

– Ну и что?

– Пойми, друг мой сердешный, мы можем спасти его.

– Зачем?

– Как, зачем?! Перестань гладить меня и смотреть на мою ширинку, как на баклажку с красной икрой. Мария, это очень, очень серьезно. Внимательно огляди камень и скажи, на что он похож?

– На тыкву… лысую тыкву..

– А еще на что? Вот, видишь здесь материк? Какая оценка у тебя была по географии?

– У нас в школе географии не было…

– Почему?

– Географ на охоте погиб. А учебники по географии использовали как туалетную бумагу.

– Ладно, бог с ней, с географией. Видишь, вот здесь Белое море?

– Вижу..

– А тут Кольский полуостров.

– Вижу. Может, Ваня, это не камень, а прозрачный глобус, сделанный из камня неизвестно кем?

– Молодец, Марья! Все-таки сообразила.

– Не думай, дружок мой, что я деревенская темная женщина. – Лиственница немного помолчала и, посмотрев ему прямо в глаза, вдруг сказала с какой-то грустной растерянностью:

– Я, родненький, нынче ребеночка жду..

– От кого?

– От тебя.

– Чего?!

– Не удивляйся, конь лесной. Я его давно жду, и вот, наконец, дождалась. Не смотри на меня так и не коси под мерина, когда губы, как сосновые почки, к юбке льнут.

– Что ты раньше не сказала?

– Откуда я знала, что твои семена, как хвойные почки, живучие. Ты, наверно, от сосны произошел.

– А ты от кого? – Иван положил камень на широкие деревянные перила и опять обнял Лиственницу. – Что же ты не сказала раньше? Теперь хоть волком вой.

– А что такое?

– Мария, надо спасать кристалл.

– Вот и спасай, коли он гож тебе.

– Пойми, если ты передашь его в нужные руки, то, может быть, спасешь и себя, и миллионы таких же людей, как ты…

– В первую очередь, я бы спасла своего батюшку, который стал пить.

– Тут целая цивилизация гибнет, культура Серебряного века, Ренессанс, а ты все про батюшку…

– А по мне твоя цивилизация все равно, что ржавая канализация. Если она не смогла выстоять. туда ей и дорога!

– И людей не жалко?

– Батюшку жалко, а этих бизнес-роботов, которые оккупируют нашу святую землю, хитрят, колдуют над ней, словно компьютерные черти, нисколько.

– Не говори так. Среди миллиона роботов всегда найдется одна-другая тройка умных млекопитающих, дающих жизнь, движение, разум. По-моему, ради них Создатель и сотворил мир.

– Может быть. И чего ты хочешь от меня, Ваня?

– Мария, ты должна спасти кристалл, – на этот раз твердо сказал Иван и взял его в руки.

– Каким образом?

– Передай его одному известному предпринимателю. Пусть он спрячет камень до определенной поры.

– Какой поры?

– Той поры, когда люди перестанут улыбаться друг другу и вместо головного убора будут носить каски с номерами, а в карманах – несгораемые карточки с флэшками омертвевших душ.

– Зачем?

– Чтобы их легче было вычислить и при случае превратить в пепел, золу или забавную компьютерную мышку… Сейчас это делать намного сложней, поэтому люди чаще всего просто исчезают внезапно и навсегда, и по неизвестным причинам. Но для государственных чиновников, где все против всех, такая процедура малоэффективна и чревата последствиями.

– Ты думаешь, что в России опять станут преследовать инакомыслящих?

– Еще как, Маша… По-черному! Любое движение против демократии, которой нет на самом деле, будет безжалостно пресекаться, потому что она, наша нынешняя демократия, дай Бог ей рассудка, создана на подкупе справедливости, спящей совести, а еще на мартышечьей фанаберии определенных монстров, от которых и кризисы, и дефолты. – Иван достал сигареты, хотел закурить, но спички оказались влажными, и он дрожащими руками положил сигареты обратно в карман брюк.

Его откровенное волнение и сильная мужицкая дрожь, наполненная отчаяньем и неистовой желчью, постепенно уводили Лиственницу от чувственных сладких размышлений. Она еще раз глянула в его уставшие глаза, похожие на глубокий подвал полуразрушенного дома, и насторожилась.

– Ваня, да на тебе лица нет, – тихо прошептала она и взяла его за руку. – Ты не простудился?

Иван ничего не ответил, только с какой-то щемящей душу досадой убрал руку и, завернув кристалл обратно в безрукавку, спустился с крыльца.

– Иди ко мне, Мария. – тихо позвал он, направляясь к реке.

– Иду, Ваня, иду. – Марья мигом сбежала с крыльца и, догнав его, хотела опять взять за руку, но он отдернул руку и кивнул на низкую постройку неподалеку от реки.

– В конюшню иди.