Ну и крутая тачка теперь у меня есть. Формально – у меня, я ведь “одобрям” озвучил. Я еще руками не щупал, но в бокс на автодроме уже загнали. “Тойота Супра” последнего выпуска. Со спойлерами, усиленным внутренним трубчатым каркасом и прочими наворотами. Я когда увидел суммарный ценник на тачку, стенд диагностики и все остальное, закрыл глаза и молча печать шлепнул. Надо, надо китайцев потрошить. А то такими темпами мне придется валюту в ход пускать. У меня от семьсот пятидесяти лямов чуть больше половины осталось. А я пока разгоняюсь. Зато две команды дрифтеров на фестиваль уже записались. Надеюсь, что все это в итоге окупится.

Вечерами дважды дозвонился до Хиро Симидзу. Моя подруга была загружена до предела, готовила следующий показ в Лондоне. Поэтому беседовали буквально на бегу. Похоже, не у меня одного горячие деньги.

С таким бодрым настроем к вечеру пятницы и домчал. Чтобы на полных парах вломиться в к профессору в кабинет.

Настроение у наставника было препаршивым. Я давно его таким не видел. Поэтому поздоровался, шагнул из кабинета назад и спросил у студентов, которые сидели за партами в классе, словно мыши:

– Что стряслось?

– Хирурга из Нагасаки привезли, раньше у Сакамото-сан учился. Троих прооперировал после автокатастрофы и выгорел. Сейчас в реанимации.

– Шансы на восстановление?

– Откуда? Все в ошметки. Хорошо еще, если просто подлатать получится. При выгорании организм вразнос идет.

Надо же, а я не знал. Но зато понятно, чего это тихий траур на этаже. Когда твои дети попадают в беду, это всегда грустно. А для профессора все его студенты – дети. Взрослые дети.

Зашел, закрыл за собой дверь. Добыл с полки знакомую чашку, из-за книг достал мензурку с алкоголем. Это не сакэ, наставник что-то другое употребляет, покрепче. Но – крайне редко. Накапал ему чуть-чуть, поставил на стол. Сел в любимое кресло и начал разговор почти что сам с собой, разглядывая облака за окном.

– Вы знаете, Сакамото-сэнсей, что в ваших книгах найти что-то полезное – та еще задача. Больше половины текстов – заумствования разных профессоров о том, какие они выдающиеся. Даже паршивую клетку описать четко и понятно не в состоянии. Хотя, казалось бы, это просто клетка… Я заметил, что каждая стихия, каждый дар имеет определенный характерный слепок. То, что вы называете матрицей. Только ваши матрицы – это заложенная природой программа функционирования того или иного органа. А мои матрицы – они описывают абэноши. С некоторыми отличиями, но вполне четко можно сказать: вот повелитель огня, вот с ветром знаком, этот утром в нужнике из воды пирамиды строит.

– Я это уже слышал. Ты рассказывал.

– Ага. Вы еще жаловались, что диагност в сложных случаях сбоит. Потому что слепили его на считывание всего потока энергии, а не на конкретный контур… Как бы это объяснить. Вот пусть это будет огонь, – выцепив из стопки лист бумаги и карандаш, начинаю рисовать. – Вот ваша рамка, который вы пытаетесь кишки у одаренного проверить. Если стихия одна, агрегат работает. Либо вода – тоже отдельная матрица, худо-бедно ваш настроенный на абэноши аппарат что-то там видит. А как только смешали – все, сплошные помехи. Потому что не надо все сразу анализировать. Надо идти от простого к сложному.

Старик отвлекся, заинтересовался:

– Похоже, у тебя есть решение?

– Да. Я предлагаю сначала зацепиться за одно плетение, проверить на нем. Затем на второе. Можно даже две пластины сделать и водить по очереди. Есть возможность снять матрицы с разных видов одаренных – будет куча пластинок. Слепить их вместе и согласовать, чтобы между собой не передрались – дело пары недель максимум. В итоге получаем четкую картинку от сильного абэноши и слабую от владельца двух и более. Во втором случае можно компьютер подключить – пусть с каждого контура свое считывает и потом в одно целое собирает. Программисты у меня есть, если идею практически получится проверить, то программу мы вам напишем.

– Что нужно для начала?

– Бумага для почеркушек есть. Нужно ярко выраженных подопытных. С меня матрицы снимать толку нет, там все перемешано.

Вру, на самом деле. Я эту кучу уже худо-бедно разобрал и могу выделить – где у меня огонь в заднице играет, где ветер в башке дует, где сила жизни беснуется. Только рассказывать про это пока не хочу. Да и с эталонных образцов результаты куда лучше будут.

– Значит, двое с огнем у нас в классе сидят. И стихия воды есть. С ветром – через неделю должен в гости один заехать, можно отловить. Я – как мастер жизни…

– Тогда давайте огонь и жизнь проверим. Если все правильно – диагност что-то даст. Тонкие проводки медные нужны, потом на серебро заменим, оно лучше в резонанс входит. Для теста и медь подойдет.

– Секунду… – Поднявшись, профессор прошуршал халатом мимо меня, выдвинул из-за шкафа небольшую раскладную стремянку и через минуту уже рылся на самом верху. – Вот оно где. Диагност ведь я пытался до ума доводить, калибровать как-то. От моего друга осталось, он забросил идею, посчитал бесперспективной. В чистую науку ушел, статьи пишет.

Отлично – моток тонкой серебрянной проволоки у нас есть. Вместо пластиковой пластины вполне подойдет жесткая прозрачная папка для бумаги. На нее я каркас приделаю, хотя бы жвачкой закреплю. Нам сейчас результат важен.

Потом пригласили милую девушку, которая обычно на галерке сидела. Два шарика в ладони, медитация, я сзади пристроился и глаза прикрыл. Попробовал оценить чужой источник. А ничего, плотный такой комок и каналы неплохо выражены. И мелодия звучит четко, пульсацией. Прекрасная картинка получается. Я карандаш покрепче взял и начал творить. Несколько раз еще присматривался, детали уточнял. Через три минуты закончил.

– Аригато гозаймасу, Сузьюм-сан, можете быть свободны, – одним глазом наставник смотрит, что я там намалевал, другим на ученицу. – Передайте остальным, что сегодня каждый работает по утвержденному личному плану, совместное занятие по расписанию завтра в три часа дня.

Профессор шарики держал полторы минуты, у него срисовать общий характер плетения получилось куда как проще. После чего настал мой черед карандашом строчить.

Новый диагност выглядел жутковато: тонкий пластик, на котором кусками