Вместо этого все мои мысли были заняты лишь тем, что время уходит и нужно действовать немедленно. Сначала пытался мягко тебя уговаривать. Понял, что это не работает и перешел к более активным действиям. Где-то хитрил. Заметил, что ты любишь спорить и подумал: «Попробую ее подразнить. Чтобы не я, а уже она сама захотела добиваться моего внимания». Помнишь, мы тогда в ванной…? Сейчас я понимаю, что это было так глупо.

— Не скажи. В итоге это все-таки сработало. Даже при том, что я раскусила твой замысел.

— Да, сработало. После чего я сам все испортил. Решил, что раз ты согласилась на секс, то согласишься и на переезд.

— Я вообще тогда не поняла, ради чего ты позвал меня переехать.

— Ну как? Я тебя действительно полюбил и искренне хотел забрать в Арамерию, — Маркус вновь замолчал, явно не желая признаваться. Но после паузы добавил со вздохом: — А еще из страха, что если у меня не будет стимула сбежать от Эйстерии, то я увязну в этом рабском болоте и останусь прислугой на всю жизнь. Мне очень нужен был стимул в твоем лице. Сейчас я понимаю, как выглядело мое предложение со стороны. Твоими глазами. А тогда я настолько разозлился… Ты не представляешь. Мне даже казалось, что ты это все нарочно подстроила, чтобы я никогда не ушел от твоей клиентки. И что меня соблазняла лишь за тем, чтобы я стал послушным и мной можно было управлять.

Вот как? Я даже представить не могла, что Маркус мог воспринять мои действия как манипуляции.

— Лиша, можно я не буду всего пересказывать? Мне очень совестно за собственные мысли и поступки, — взмолился арамерец. — Главное, что в какой-то момент я все-таки смог успокоиться. Понял, что не стану больше на тебя давить и пытаться принуждать. Если захочешь быть со мной, так и будет. Не захочешь — приму это. Сам я в любом случае уйду от Эйстерии. Даже если и не к тебе. Единственное, что мне хотелось сделать — позаботиться о том, чтобы даже если мы не увидимся, у тебя все было хорошо. Возвращаясь к твоему первоначальному вопросу, я поэтому, когда ты спросила о моих чувствах, сказал, что у меня нет к тебе любви. Чтобы ты не переживала за меня.

— Ну и зря так сказал, — наступила моя очередь хмуриться. — Между прочим, это ты сделал опять-таки из страха. Если бы ты не боялся за мою судьбу, — продолжила я, — то спокойно признался бы в чувствах. И тогда я сама может и не сразу, но ответила бы тебе взаимностью. Не пришлось бы бегать по городу и договариваться с работорговцами и моими конкурентами. Потому что в итоге вся твоя деятельность оказалась бессмысленной. Очень приятной, и я в любом случае тебе благодарна, но совершенно бессмысленной.

— Это как? — не понял Маркус.

Я взяла паузу, хитро поглядывая на сбитого с толку арамерца. А затем широко улыбнулась и торжественно объявила:

— Потому что мы вместе уедем в твою Арамерию! Не отдам я тебя никакой Эйстерии. Мы ей заплатим из тех денег, что ты вчера наторговал на аукционе, возьмем лошадей, повозку и сбежим к тебе на родину! Вот так вот.

На лице Маркуса отразились все эмоции: сомнение, недоверие, удивление, озарение и наконец счастье. Интересно, а что он до этого думал? Что я его спасала из-под завалов, чтобы он мне еще денег заработал? Или он не поверил, когда я вчера прилюдно сказала о своих чувствах и объявила, что оставлю Маркуса себе?

Зато когда до арамерца дошло, что я не шучу, что действительно готова бросить все и уехать к нему на родину, он принялся с жаром обсуждать наш переезд. Сказал, что в этом случае лучше плыть на корабле, и что он может договориться с кем-нибудь из купцов взять нас с собой. Торговые суда никто не станет трогать и так будет проще пересечь границу.

Рассказал, что у него есть небольшой домик и плантация под выращивание трав для эщета. Что в Арамерии напиток этот любят ничуть не меньше вина, и Маркусу было бы интересно заняться покорением других стран не на поле боя, а через торговлю. Распространять напиток по всему миру.

Он поделился со мной, что на самом деле никогда не хотел быть солдатом, но в свое время не посмел перечить отцу. Что ему всегда нравились две вещи: торговля и готовка. Но он подчинился воле родителя, отправился воевать, и все закончилось плачевно. Причем, не только для него, но и для его соратников. Маркус признался, что он не просто находился в том злополучном отряде, который хитростью пленили. Он руководил им.

И тот бой в амфитеатре еще раз наглядно показал к чему привело его руководство. Как из-за глупости (а решение о принятии в лагерь вражеской группы было принято именно Маркусом), погибло столько прекрасных воинов. И все потому, что как бы он не старался — ему не удавалось стать по-настоящему хорошим военачальником. Он мог бесстрашно сражаться, мог отдавать приказы, его слушались, он со всеми был в дружных отношениях. Но касаемо стратегических решений, планов, умения видеть всю ситуацию и мыслить на несколько ходов вперед — это Маркусу давалось весьма скверно.

И если бы он в свое время не побоялся настоять на своем, отказался бы идти в армию, ничего этого не произошло бы. Единственное, в чем он нашел утешение, что из-за случившегося он встретил меня.

Маркус признался, что пока он находился в рабстве, многое переосмыслил, и еще крепче убедился, что его душа лежит к торговле. Ему понравилось ходить на рынок, общаться с купцами, вести дела. В этом он чувствовал вдохновение и азарт. И теперь горел желанием вернуться на родину и начать жить заново. Вместе со мной.

Вира было предложено взять с собой, чтобы он также помогал следить за домом.

Мы еще раз вспомнили вчерашнюю ночь. Маркус пересказал, что происходило в доме, после начала землетрясения. Как они оказались заперты во внутреннем дворике, когда начался пожар. Как тушили воду. Как увидели, что мы начали тушить огонь со стороны входа, и это спасло гостей.

Я поведала, как разбирали завалы. Как пробиралась по заваленному коридору, практически на ощупь, пытаясь найти тела Маркуса и Юлиса. И если бы не Юлис, который подал голос, искала бы еще очень долго. Как мы тащили тело Маркуса по заваленному проходу.

Мой брюнет, слушая о своем спасении, не переставая гладил меня и повторял какая я смелая девочка.