Принимая благословение, она склонила голову и попыталась сосредоточиться на молитве. Но мысли постоянно возвращались к гонцам. Элизабет прикидывала, с чем бы они могли приехать, но так ничего и не решила. Положенное число дней Джеффри уже отслужил. Король собирал двор только три раза в год, и все три раза барон присутствовал.

Может быть. Кадастровая книга, наконец предположила она, вспомнив о проводимой Вильгельмом среди своих подданных земельной описи.[3]

Поскольку у каждого учитывалось точное поголовье скота и наличие монет, верноподданные, ропща, называли Кадастровую книгу «Книгой судного дня». Их рассуждения были понятны и, по мнению Элизабет, верны. Раз будет известно состояние каждого, легче удастся повысить налоги. «Вечная проблема взвинчивания налогов», – размышляла про себя баронесса. Еще от отца она не раз слышала жалобы на несправедливость системы.

Джеффри и Роджер вернулись в зал, когда начали подавать на стол. По выражению их лиц Элизабет могла судить, что новость оказалась не из приятных.

– «Книга судного дня»? – шепотом спросила она, когда барон уселся во главе стола.

Джеффри взял жену за руку, но ничего не ответил. Элизабет переглянулась с Роджером и улыбнулась. Она всегда сидела по правую руку от барона, а верный рыцарь – по левую.

Один из оруженосцев лорда принес мясо, и Джеффри, отвернувшись, что-то приказал юноше. Воспользовавшись тем, что муж отвлекся, Элизабет подалась вперед, надеясь, что Роджер успеет быстро ответить:

– «Книга судного дня»?

Но Джеффри стиснул ее руку и, заметив, что рыцарь собирается ответить, едва заметно покачал головой.

Его движение не ускользнуло от Элизабет, и она расстроенно вздохнула.

– Не думаю, что королю бы понравилось, если бы он узнал, что его опись величают «Судным днем», – заметил барон.

Как только трапеза подошла к концу, Джеффри повернулся к Роджеру:

– Проследи, чтобы все было готово назавтра. – Отдав распоряжение, он предложил Элизабет удалиться в спальню.

Жена улыбнулась и охотно согласилась:

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

– И мне тоже, – отозвался барон. В его голосе не ощущалось ни малейшего волнения, и это заставило Элизабет тревожно нахмуриться. Когда муж скрывал свои чувства, на это всегда находились веские причины. Она подала ему руку и без слов последовала наверх.

Даже тогда, когда дверь спальни отгородила их от остального мира и супруги остались одни, Элизабет продолжала молчать. Она достаточно изучила мужа и знала: прежде чем заговорить, он будет тщательно подбирать слова.

Они в молчании раздели друг друга. Для Элизабет стало ритуалом брать меч мужа и ставить в изголовье кровати с его стороны. После этого она забиралась под одеяла и ждала.

Но на этот раз Джеффри не задул свечей и при свете подошел к кровати. Обнял жену и нежно поцеловал.

– Мне первой сказать свою новость? – спросила Элизабет.

– Уж лучше я, – отозвался барон, – чтобы поскорее покончить с моей. – От его почти свирепого тона у Элизабет от страха перехватило в груди.

Он придавил ее ноги своей тяжестью, обнял за плечи и прижал к груди. Но в лицо боялся смотреть. То, что ему предстояло сказать, причинит жене боль, и ее боль превратится в его.

– Мне непросто тебе это говорить, Элизабет, – наконец начал он, поглаживая жену по голове.

Элизабет всем телом дернулась назад, и Джеффри невольно заглянул ей в глаза.

– Не тяни, – попросила она, с каждой секундой пугаясь все сильнее и сильнее.

– Вызов к Вильгельму касается Монтрайта, – произнес барон, не спуская глаз с жены. И поспешил закончить:

– Твой дед обвиняется в измене.

– Нет! – Короткое отрицание прозвучало, как крик подстреленного животного.

– Но это еще не все. – Джеффри говорил бесстрастным тоном, и Элизабет заставила себя успокоиться и слушать. – Белвейн подал королю прошение и требует передать опекунство над Томасом ему. Сейчас они все в Лондоне, и завтра я тоже выезжаю туда.

– И я, – воскликнула Элизабет. – Поедем вместе. Пожалуйста, не оставляй меня одну.

В ее глазах сквозила такая мука, что барон поспешил с ответом:

– Хорошо. Поедем. Ты имеешь на это право. В конце концов это твоя семья.

– Наша, – поправила его Элизабет и заплакала. – Что теперь будет, Джеффри? Как поступит король?

– Выслушает все стороны и только потом будет решать. – Он почувствовал, что жена дрожит, и крепче прижал ее к себе. – Не терзай себя. Элизабет. Вильгельм – справедливый король. Доверься ему.

– Я боюсь. – Она уткнулась лицом Джеффри в плечо, и слезы потекли еще сильнее.

Муж успокаивал ее ласковыми словами, не выпускал из любящих рук, и постепенно рыдания улеглись.

– Ты мне веришь? – спросил он.

– Сам знаешь, – всхлипнула Элизабет.

– Значит, поверишь, если я скажу, что все будет хорошо.

– Поверю, если скажешь.

– Даю слово, что никому не позволю нарушить спокойствие в твоей семье.

– А что будет с тобой?

Самому Джеффри опасность не грозила, и вопрос Элизабет его удивил.

– Ничего… А теперь попытайся уснуть. Впереди нас ждет трудный путь. Придется скакать три дня.

Элизабет не забыла о тайне, которую собиралась поведать Джеффри. Она положила ладонь на живот, как бы защищая от тягот мира новую жизнь, которая зрела у нее внутри. Но мужу решила ничего не говорить. Если Джеффри узнает, что жена вынашивает ребенка, он не позволит ей ехать к Вильгельму. Так что придется подождать. Когда решится дело с Белвейном, она поделится своей радостью с Джеффри. А пока будет оберегать ребенка, как муж оберегает ее.

Элизабет закрыла глаза и попыталась прогнать все темные мысли. Необходимо было выспаться, иначе не выдержать предстоящих испытаний.

Ночью ей снова приснился кошмар. Джеффри успокаивал её, говорил, что все это только сон, что Элизабет расстроена и переутомилась и что причин для страхов нет никаких. Уговаривал уснуть вместе с ним. Но сон к ней больше не шел. Элизабет прижалась к мужу и молилась. Молилась, чтобы ее кошмар не оказался дурным предзнаменованием.

* * *

Путешествие до Лондона заняло три дня. В конце пути Элизабет неимоверно устала и, когда они въехали во владения Вильгельма, едва замечала, что творилось вокруг. Ее единственным желанием было увидеть Элслоу и младшего брата, но Джеффри свидания не разрешил.