середине лета. Спустя две недели пути по предполярной равнине они подошли к границе вечного льда. Путники передвигались пешком, припасы несли лошадки чуть крупнее овцебыков. И каждый день Куанга, меткий стрелок, охотился на зайцев и водоплавающую дичь.

За спиной у них на безоблачном бирюзовом небе сияло низкое солнце, которое, как утверждали, в былые века двигалось по более высокой орбите. Нерастаявшие сугробы громоздились в тени высоких холмов; в крутых ущельях путники то и дело натыкались на авангард ледового щита. Местность, которая в стародавние времена славилась густыми лесами и мягким климатом, теперь украшали редкие и чахлые деревца и кусты. Впрочем, на лугах и вдоль склонов еще пламенели хрупкие маки, словно алый ковер, брошенный к ногам вечной зимы, а по берегам тихих озер и медленных ручьев росли белые кувшинки.

Чуть восточнее виднелись дымящиеся вулканические пики, еще противостоявшие вторжению ледника. На западе вздымались суровые горы, чьи крутые склоны и вершины были покрыты снегами, а лед упирался в подножье, будто наступающий морской прибой. Перед путниками возвышалась зубчатая стена оледенения, что охватила все царство от края до края, с одинаковой легкостью продвигалась по равнине и по холмам, вырывая деревья с корнем, встопорщивая почву складками и гребнями. Атаку ледника ненадолго остановило северное лето. Куанге и ювелирам то и дело встречались мутные ручейки, вытекавшие из-под сверкающих сине-зеленых валов.

Путники оставили вьючных лошадей пастись в долине, привязав их длинными ремнями из шкуры лося к карликовым ивам. Затем, взяв провизии на два дня и необходимые инструменты, принялись карабкаться по ледяному склону, который показался Куанге самым пологим. Охотник ориентировался на вулканы и два пика, что возвышались над оледенелой равниной к северу, точно груди великанши под сияющими доспехами.

Они хорошо подготовились к путешествию. У Куанги была особая кирка из хорошо закаленной бронзы, чтобы извлечь из ледяного плена тело царя, а еще короткий листовидный клинок вдобавок к привычному луку и колчану со стрелами. Одежда охотника была сшита из черно-бурой шкуры громадного медведя.

Хум Фитос и Эйбур Цант в плащах, щедро подбитых гагачьим пухом, жалобно стеная, но не теряя рвения, следовали за охотником. Им не пришлись по душе странствия среди этого угрюмого запустения, грубая пища и суровость северных стихий. К тому же они досадовали на своего проводника, полагая его грубым и заносчивым. Их недовольство только усилилось, когда вдобавок к двум тяжелым сумам с золотом, которое они собирались обменять на камни, Куанга нагрузил их припасами. Только рубины Хаалора могли заставить ювелиров пойти на такие лишения. Если бы не рубины, ноги бы их не было на этих грозных ледяных пустошах.

Перед ними расстилался застывший мир запредельной пустоты. Обширная равнина, лишь кое-где пересекаемая редкими горными кряжами, простиралась до белого горизонта с зазубренными скалистыми пиками. Казалось, ничто не выживет здесь, ничто не может передвигаться по этим блистающим просторам, вблизи границы ледника еще не занесенных снегом. Бледное солнце отступило за спины искателей приключений, и ветер веял на них ото льда, словно дуновение бездны под полюсом.

Впрочем, кроме арктического уединения и уныния, больше ничто не тревожило Куангу и его компаньонов. Они не были суеверны и старые легенды считали пустой болтовней, заблуждениями, порожденными страхом. Вспоминая брата Илуака, который так смешно перепугался, вообразив невесть что, когда обнаружил ледяную гробницу царя Хаалора, Куанга сочувственно улыбался. То была единственная слабость Илуака – в остальном он славился безрассудной отвагой и не боялся ни зверя, ни человека. Что же до обстоятельств ледяного пленения Хаалора, Оммум-Вога и их воинов, то все объясняется просто: они угодили в снежную бурю, а уцелевшие, от невзгод повредившись рассудком, сочинили дикую, несуразную историю. Лед, пусть ему и удалось захватить половину континента, – это всего лишь лед, и он неизменно подчиняется законам природы. Илуак считал ледник демоном, жестоким и алчным, не желающим без боя отдавать то, что отнял. Подобные утверждения нельзя было расценивать иначе, нежели как грубые и примитивные суеверия, недостойные просвещенных умов эпохи плейстоцена.

Путники взобрались на ледяной вал ранним утром. Куанга заверил ювелиров, что они доберутся до пещеры в худшем случае к полудню, и то если на пути возникнут препятствия и проволочки.

На удивление ровная долина без расщелин едва ли могла замедлить их продвижение. Ориентируясь по пикам в форме грудей великанши, путники спустя три часа добрались до возвышения, которое могло быть холмом из рассказа Илуака. Найти вход в пещеру оказалось несложно.

С тех пор как в пещере побывал Илуак, внутри ничего не изменилось – он описывал именно эти колонны и сосульки. Вход в пещеру напоминал клыкастую пасть. Скользкий пол уводил вниз, на сотню футов с лишним, и шел под углом. Сквозь куполообразный потолок падал чистый синеватый свет. В дальнем конце в бороздчатую стену были вмурованы мужские тела, среди которых выделялся высокий, облаченный в голубое труп царя Хаалора и темная согбенная мумия Оммум-Вога. Воины, сомкнувшие копья и плотными рядами отступающие в непостижимые глубины, были едва различимы.

Хаалор гордо стоял, царственно выпрямив спину, а его широко раскрытые глаза смотрели надменно, как при жизни. Треугольник жарких кроваво-красных рубинов тлел у него на груди в ледяном полумраке; холодные глаза топазов, бериллов, бриллиантов и хризолитов переливались на лазурном одеянии. Казалось, что от жадных пальцев охотника и его компаньонов эти дивные камни отделяет всего-то пара футов льда.

В безмолвном восхищении путники взирали на долгожданное сокровище. Хум Фитос и Эйбур Цант прикидывали в уме стоимость остальных камней. Даже ради них, удовлетворенно рассуждали ювелиры про себя, стоило терпеть тяготы пути и дерзость Куанги.

Куанга, со своей стороны, жалел, что продешевил. Впрочем, две сумы с золотом, несомненно, сделают его богатым человеком. Он будет полной чашей пить дорогие вина краснее, чем эти рубины, – вина из далекого Узулдарума, что лежит на юге. Смуглые девы из Икквы с раскосыми глазами станут танцевать для него, а он будет играть, ставя по-крупному.

Все трое и думать забыли о жути своего положения – полярное одиночество и ни души вокруг, только замерзшие трупы; не вспоминали они и о том, какое отвратительное деяние намерены совершить. Не дожидаясь просьб, Куанга поднял острую кирку из закаленной бронзы и с силой обрушил на полупрозрачную стену.

Лед пронзительно звенел под киркой, рассыпаясь хрустальными осколками и алмазными комьями. За несколько минут Куанга проделал во льду большую полость, эдакую нишу; и теперь лишь тонкая, хрупкая, покрытая трещинами скорлупа отделяла его от тела Хаалора. Эту ледяную скорлупку Куанга поддел с большой осторожностью; и вскоре его пальцы коснулись треугольника из громадных