Час за часом сидел он без движения, слишком убитый горем, чтобы плакать. Звезды сменяли друг друга над его головой, и смертоносная Ахернар все так же взирала на него сверху, точно горящий глаз жестокого демона-насмешника; и тяжелый запах благовоний из кольца с темным камнем достигал его ноздрей и, казалось, душил его. У Фульбры даже мелькнула мысль сорвать кольцо и умереть той же смертью, какой умерли его подданные. Но отчаяние слишком придавило его, и даже на это не было сил, и неохотно занявшаяся на небесах заря, бледная, как Серебряная Смерть, застала его все в том же положении.

С рассветом царь Фульбра поднялся и двинулся по порфировой винтовой лестнице в свой дворец. На полпути он увидел распростертое на ступенях тело старого волшебника Вемдееза, упавшего замертво в тот момент, когда он спешил к своему господину. Морщинистое, белее волос и бороды, лицо старика было как полированный металл, а темные, точно сапфиры, глаза остекленели. Царь медленно пошел дальше, горько оплакивая смерть Вемдееза, которого любил как приемного отца. Внизу, в многочисленных покоях и залах, нашел он тела своих придворных, слуг и стражников. В живых не осталось никого, кроме трех рабов, охранявших позеленевшие медные ворота нижнего склепа глубоко в дворцовом подземелье.

Тогда Фульбра задумался над советом Вемдееза, убеждавшего его бежать из Йороса и искать приюта на Цинтроме, южном острове, платившем дань царям Йороса. И хотя сердце его не лежало ни к такому решению, ни к любому другому, Фульбра приказал троим уцелевшим рабам собрать провизии и прочих припасов, необходимых для довольно долгого путешествия, и погрузить их на борт царской барки черного дерева, которая стояла на якоре в царской гавани на реке Воум.

И, взойдя на борт вместе с рабами, он взялся за кормило, а рабам приказал поднять широкий парус цвета янтаря. Они оставили величественный Фараад, улицы которого были завалены серебристыми мертвецами, и вышли в расширяющуюся яшмовую дельту Воума, а затем и в окрашенные порфиром воды залива Индаскийского моря.

Парус наполнялся попутным ветром, что летел над обезлюдевшими царствами Тасууна и Йороса с севера, как летела в ночи Серебристая Смерть. За ними, увлекаемые течением Воума в открытое море, плыли корабли, чьи экипажи и капитанов тоже застигла смерть. Фараад был тих, точно древний некрополь, и ни движения не было видно на берегах речной дельты, лишь трепетали опахала перистых пальмовых листьев, что клонились к югу под порывами крепчавшего северного ветра. Вскоре зеленые берега Йороса остались далеко позади, ныне призрачно голубые, как недосягаемая мечта.

Виннопенное, полнившееся загадочными шепотами и неведомыми сказками о диковинных вещах, перед путешественниками в лучах успевшего взойти уже высоко солнца расстилалось безмятежное море. Но колдовские шепотки и беспрестанная убаюкивающая качка не могли утолить печаль Фульбры; сердце его полнилось отчаянием столь же черным, как камень в красном кольце Вемдееза.

И все же он крепко сжимал кормило барки из эбенового дерева и вел ее по солнцу как можно прямее в направлении острова Цинтром. Попутный ветер туго натягивал янтарный парус, и барка стремительно скользила вперед, рассекая порфировые воды своим темным носом, увенчанным резным изваянием богини. А когда на море опустилась ночь с ее знакомыми южными звездами, Фульбра смог исправить ошибки, которые сделал, когда прокладывал курс.

Многие и многие дни плыли они на юг, и солнце отчасти снизилось в своем беспрестанном кружении над ними, и новые звезды всходили и складывались в незнакомые созвездия над эбеновой богиней на носу. И Фульбра, который еще мальчиком как-то раз плавал на остров Цинтром вместе со своим отцом, отважным Альтатом, рассчитывал в скором времени увидеть вздымающиеся из чермной пучины берега, заросшие камфарными и сандаловыми деревьями. Но в сердце его не было радости, и горькие слезы часто застилали его взор, когда он вспоминал то давнее путешествие.

Но однажды днем внезапно настал полный штиль, и вода стала гладкой, словно пурпурное стекло. Небо превратилось в купол чеканной меди, низко нависший над морем; словно по злому волшебству, свод его накрыла преждевременная ночь, и вдруг разразилась буря, как будто выдохнули разом несколько могущественных дьяволов, и море превратилось в бесконечную череду гигантских гребней и бездонных впадин. Мачта черного дерева затрещала, как тростинка, парус разорвало в клочки, и беспомощную барку начало неумолимо швырять в темные впадины и вздымать вверх сквозь слепящую пену на головокружительных вершинах огромных валов. Фульбра отчаянно вцепился в бесполезное кормило, а рабы, подчиняясь его приказу, забились в носовую каюту. Нескончаемо долго несло их вперед по воле бешеного урагана, и царь не видел в темной мгле совсем ничего, кроме барашков на гребнях бушующих волн, и больше не понимал, каким же курсом они плывут.

Наконец в зловещих сумерках он заметил в бурном море неподалеку другое судно, то появлявшееся, то вновь исчезавшее из виду. Это, должно быть, галера, подумал он, на каких ходят купцы, что бороздят моря между южными островами и торгуют благовониями, пером и киноварью; почти все весла ее были сломаны, а рухнувшая мачта вместе с парусом бесполезно свисали с носа корабля.

Некоторое время суда держались рядом, пока при свете молнии, расколовшей мглу, Фульбра не увидал мрачные крутые берега неведомой земли, над которыми высились остроконечные башни. Он не мог повернуть кормило, и барку вместе с галерой понесло на стремительно разрастающиеся скалы, и Фульбра решил, что сейчас они разобьются. Но вдруг, словно по мановению волшебной палочки, буря утихла так же внезапно, как и началась, и над морем вновь повис мертвый штиль. С очистившегося неба полился солнечный свет, и барку, а следом за ней и галеру вынесло на широкую охристо-желтую песчаную косу между утесами и неожиданно успокоившейся водой.

Изумленный и обессиленный, Фульбра привалился к кормилу, рабы его робко выбрались из каюты, а на палубу галеры высыпали люди: одни – в скромных одеждах матросов, другие одеты, как подобает богатым купцам. Фульбра чуть было не окликнул их, как вдруг откуда-то сверху до него донесся странный многоголосый смех, высокий, пронзительный и какой-то недобрый. Вскинув голову, царь увидел толпу людей, спускавшихся по некоему подобию лестницы, что была вырублена в скалах, окружавших берег.

Люди подтянулись ближе и окружили суда. Головы их венчали фантастические кроваво-красные тюрбаны, а облачены они были в плотно прилегающие одежды черного, точно оперение стервятника, цвета. Лица и руки их были желты, как шафран, узкие раскосые глаза аспидно-серого цвета выглядывали из-под лишенных ресниц век; а тонкие, вечно улыбающиеся губы своим изгибом напоминали лезвия ятаганов.

Вооружены они были грозного