как в подземной гробнице. Я пыталась сосредоточиться на тепле, прижатом к задней части ног, где спал Киеран в своей вольвеньей форме, но мои мысли были заняты другим.

Кто были эти девушки? Вряд ли они были участницами Обряда. Если бы это было так, разве они не были бы в храме? Были ли они детьми слуг, убитых здесь? Были ли они украдены из своих домов?

А те, кого мы нашли под храмом, были ли их души заперты там? Считалось, что тела должны быть сожжены, чтобы душа освободилась и попала в Долину. Я не знала, правда ли это, или церемониальное сожжение тела предназначалось скорее для скорбящих, чем для умершего. Но все, о чем я могла думать, это о тех бедных детях, затерянных под землей, одиноких, испуганных и очень холодных…

Я с трудом вдохнула и потянулась вверх, сжимая кольцо Кастила. Как кто-то может участвовать в подобном? Во что они могли верить настолько полно, настолько всецело, что могли оправдать это? Что позволяло им жить каждый день? Дышать, есть и спать? Как она могла сделать что-то подобное? Она была частью этого. Причиной. Она убедила этих жрецов и жриц выполнить ее волю. Убедилась, что Вознесенные были созданы и превращены в нечто столь же ужасное, как и Жаждущие.

Как я могла быть частью Избет? Так и было. Я разделяла ее род, как бы отчаянно мне ни хотелось, чтобы это было неправдой. Как это могла быть моя мать? Она всегда была такой? Когда она была смертной? Неужели потеря сына и родственного сердца сделала это? Неужели боль от такой потери действительно превратила ее в чудовище, совершенно не способное заботиться ни о чем, кроме мести?

У меня пересохло в горле, когда я крепче сжала кольцо Кастила. Могу ли я стать такой же, как она? Если бы с Кастилом что-то случилось? Если он… если его убьют, стану ли я не более чем гневом и ядом, который освобождает только смерть?

Я уже была близка к этому.

Так близка к тому, чтобы потерять себя в этой боли. А он все еще был жив. Было ли это влиянием ее крови во мне? Означало ли это, что я с большей вероятностью стану такой же, как она? Или это была связь родственных сердец? Становились ли такими те, кто терял свою вторую половинку… если они просто не сдавались и не умирали, как те, о ком говорил Кастил?

В темные, безмолвные мгновения ночи я могла признать, что это возможно. Я могла бы стать такой же, как она. Но еще больше меня пугало осознание того, что я могу стать чем-то гораздо худшим.

Возможно, именно этого она и хотела. Возможно, она так и планировала, и я действительно была Предвестницей. Предвестницей смерти и разрушения.

И, возможно, дело было не только в родословной Избет. Возможно, это была и кровь Супруги. Она спала до тех пор, пока хотя бы один из ее сыновей не был возвращен ей, из-за того, что она может сделать, если проснется. В тех странных проблесках, которые я получала от нее, я чувствовала ее ярость. Ее боль. Она была похожа на ту, что… всё уничтожает.

А когда я чувствовала ярость, я ощущала вкус смерти.

Зажмурив глаза, я поднесла закрытую руку к губам. Кольцо впилось в кожу, когда я открыла рот и закричала без звука… закричала в тишине, пока уголки рта не заболели, горло не обожгло, а все тело не затряслось от напряжения. Я кричала до тех пор, пока то, что Киеран почувствовал от меня через нотам, не только не разбудило его, но и не заставило обратьться в смертную форму. Тяжелая теплая рука накрыла мою.

Киеран молчал, просунув вторую руку под мои жесткие плечи и склонив свою верхнюю часть тела над моей. Он не сказал ни слова, когда я подняла руки, унизанные кольцами, к лицу, закрывая рот и глаза, когда он уложил мою голову под подбородок. Я прекратила беззвучный крик, но не заплакала. А мне хотелось. Глаза болели, и горло тоже. Но я не могла. А если бы и смогла, то вряд ли остановилась бы. Потому что во мне поселился тонущий ужас. Тот же самый ужас, который я ощутила, когда услышала слова герцога Сильвана о том, что я залью улицы кровью.

Не знаю, сколько мы пролежали так, прежде чем до меня дошло… прежде чем я поняла, что мне нужно делать. Затем дрожь прекратилась. Огонь в горле ослаб.

Я опустила руки, все еще держась за кольцо.

— Мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещал.

Киеран промолчал, но его руки сжались вокруг меня, и я почувствовала, как его сердце бьется о мою спину.

— Тебе это не понравится. Ты можешь даже немного возненавидеть меня за это, — начала я.

— Поппи, — прошептал он.

— Но ты единственный человек, которому я доверяю это сделать, — продолжала я. — Единственный человек, который может. — Я вздохнула. — Если я… если мы потеряем Кастила, если с ним что-то случится…

— Не случится. Этого не случится.

— Даже если этого не произойдет, я все равно могу… потерять себя. Если я стану чем-то, способным на такие разрушения, какие мы видели вчера…, — прошептала я.

— Ты не станешь. Ты не станешь такой.

— Ты не знаешь этого. Я не знаю этого.

— Поппи.

— То, что я сказала, о том, что с каждым днем я чувствую себя все менее смертной? Я не лгала, Киеран. Внутри меня есть такая… такая черта, перейдя которую, я становлюсь чем-то другим. Я уже делала это раньше. В Палатах Никтоса. Я могла уничтожить Бухту Сайона, — напомнила я ему. — Могла бы уничтожить Оук-Эмблер, когда проснулась и обнаружила, что Кастил захвачен. Я хотела.

— Я достучусь до тебя. Кас достучится, — рассуждал он.

— Не всегда кто-то будет рядом. — Я заставила себя ослабить хватку на кольце Кастила. — Может настать время, когда никто не сможет связаться со мной. И если это случится, ты мне нужен…

— Черт.

— Мне нужно, чтобы ты опустил меня в землю. Кастил не сможет этого сделать. Ты знаешь это. Он не сможет, — продолжала я. — Мне нужно, чтобы ты остановил меня. Ты знаешь как. Есть костяные цепи под…

— Я знаю, где цепи. — Его гнев был горячим в моем горле, но не таким горьким, как его страдания. И тогда я немного ненавидела себя.

Я ненавидел себя очень сильно. Но другого выбора не было.

— И, если мы еще не выяснили все, что сделала Элоана, чтобы замуровать Малека,