Марина проверила – места было достаточно, чтобы правильно лежащий плод нормальной величины легко вышел наружу. Какое облегчение!

– Раскрылась широко.

Она пошарила рукой, нащупывая плод. Нет, с тех пор как она это делала в последний раз, строение женского тела не изменилось. И не важно, что на этот раз пациентка лежала на полу: вот он, ребенок. Только под Мариниными пальцами была явно не головка.

– Ягодичное предлежание, – сообщила она.

Не самый лучший вариант, но справиться можно.

– Сейчас я попробую повернуть его.

Доктор Свенсон покачала головой:

– Потратите кучу времени, измучаете роженицу, да и в половине случаев это все равно не получается. Сделаем кесарево.

Марина вытащила руку из роженицы.

– При чем тут время? Куда нам торопиться?

Восседавшая на ящике профессор властно махнула рукой:

– Нет смысла заставлять ее терпеть все это, если в итоге все равно придется оперировать.

Марина села на корточки.

– Но у нас нет даже намека на стерильные условия. Риск послеоперационного сепсиса с летальным исходом – достаточная причина для того, чтобы хотя бы попытаться перевернуть плод. Тут нет ни операционной сестры, ни анестезиолога…

– Вы думаете, тут можно найти анестезиолога?

– Что у вас вообще есть? – Марина стянула перчатку и пошарила в сумке.

– Кетамин. И не разбрасывайте перчатки. Это вам не Джонс Хопкинс.

– Кетамин? Вы собираетесь отправить ее после родов на дискотеку? Кто сейчас применяет кетамин?

– Радуйтесь тому, что имеете, доктор Сингх. Я и кетамин-то с трудом добыла.

– Я попробую перевернуть ребенка, – заявила Марина.

– Даже не думайте, – отрезала доктор Свен-сон. – Хватит с меня того, что я лезла по этой треклятой лестнице. Я буду признательна, если вы не вынудите меня опускаться на колени. Даже если не брать в расчет ишиас, у меня водянка на руках.

Она выставила вперед ладони. Пальцы распухли, кожа на них натянулась. На руках у доктора Свенсон красовались десять маленьких сосисок.

– Господи, давно это у вас? – Марина непроизвольно потянулась к наставнице, но доктор Свенсон отдернула ладони.

– Мне будет трудно держать скальпель. Мне трудно держать даже карандаш. Как я сказала, либо вы делаете кесарево, либо я. Вот и весь выбор.

– Какое у вас давление? – спросила Марина.

– Сейчас не я ваша пациентка, – проворчала доктор Свенсон. – Лучше сосредоточьтесь на родах.

Мужчина в серой футболке смотрел то на доктора Свенсон, то на доктора Сингх, держа за руку жену. Их споры явно тревожили его. Но не тревожили роженицу – она облегченно закрыла глаза, отдыхая между схватками. Если бы кто-нибудь спросил у Марины, чье мнение по поводу кесарева важнее – бывшей главы отделения акушерства и гинекологии в клинике Джонса Хопкинса, которая даже не дотрагивалась до роженицы, или гинеколога-недоучки, которая прикоснулась к пациентке впервые за тринадцать лет, – она назвала бы первую. Но будучи второй, она была уверена в своей правоте, равно как и в том, что не станет препятствовать своей наставнице, если та сама возьмется оперировать. Так что выбирать было особо не из чего.

– Какая дозировка для кетамина?

Она ввела иглу роженице в вену и приклеила шприц липкой лентой к внутренней поверхности руки, чтобы по мере надобности добавлять препарат. Стоны прекратились. Марина обмыла и обтерла живот пациентки, выпрямила ее ноги, натянула чистые перчатки и показала помощнице, как натягивать кожу. Та притихла и во все глаза смотрела, как доктор Сингх делает разрез. Почувствовав, как скальпель рассекает ткани, Марина вдруг вспомнила, что это не первая ее хирургическая операция за последнее время. Меньше недели назад она расчленяла змею. Из разреза выступил подкожный жир цвета топленых сливок, испещренный первыми красными капельками крови.

Разрез, произведенный в полной тишине, если не считать слабого вздоха мужа, внезапно привлек всеобщее внимание. Даже старик выбрался из гамака и подвел поближе двух малышей. Мужчина с ножом и женщины тянули шеи и легонько толкались, чтобы лучше видеть происходящее. В спину Марины уткнулись чьи-то колени.

– Не мешайте, – проворчала она.

Ее операционная сестра, не отпуская края разреза, что-то рявкнула, и зрители попятились.

– Ищите фасцию, – скомандовала доктор Свен-сон. – Я не захватила очки. Вы видите ее под жиром?

– Вижу. – Марина взяла руки помощницы и вложила в них по рожку. Погрузила рожки в разрез и показала, как держать.

Дальше была матка. Мозг Марины захлебывался в бурном потоке адреналина, однако она моментально узнала старых знакомых – кишечник и мочевой пузырь. Хотя чему тут было удивляться? Пусть она и ушла из профессии, знания никуда не делись. Поняв, что почти ослепла от пота, Марина повернулась к доктору Свенсон. Та подняла с пола рубашку и обтерла коллеге лицо. Потом наклонилась и промокнула лицо сестры – та изо всех сил сжимала рожки, держа операционную рану раскрытой.

– Так, теперь отодвиньте мочевой пузырь, – приказала доктор Свенсон. – Осторожнее, не проколите. Вы его видите?

– Да.

Просто чудо, что она хоть что-то видела без прямого света! Марина аккуратно надрезала матку, обходя все, что резать было нельзя. Кровь устремилась в брюшную полость и, смешавшись с околоплодной жидкостью, образовала темный, бушующий океан. Горячая волна хлынула на пол и растеклась под доктором и пациенткой.

– Черт, что мне делать без откачивания?!

– В сумке лежит груша, – сообщила доктор Свен-сон.

– Мне нужна еще пара рук.

– Их нет. Обходитесь так.

Марина схватила грушу, та выскользнула из окровавленной перчатки, запрыгала по полу как мячик и, подобно всем мячикам, была быстро поймана пятилетним мальчуганом.

– Господи! – воскликнула Марина. – Пусть ее хотя бы ополоснут.

Доктор Свенсон жестами приказала помыть грушу с мылом в ведре. Марина откачала из раны пол-литра крови и выдавила на пол. Откачала еще пол-литра. И наконец увидела ребенка. Он лежал лицом вниз, ножками к голове, а попка прочно застряла в тазе роженицы. Марина попробовала высвободить его, но не получилось.

– Поднимите ягодицы, – сказала доктор Свенсон.

– Я пытаюсь, – раздраженно буркнула Марина.

– Просто потяните кверху.

Марина передвинула рожки поглубже и велела помощнице тянуть, сильно тянуть. Женщина, и сама обреченная провести жизнь в непрерывном деторождении, старалась изо всех сил, пока Марина, запустив руки в матку, пыталась вызволить плод. Он застрял в матери, словно шалун, забравшийся в разгар игры в узкий шкаф. Мышцы в плечах и шее Марины напряглись, спина заныла. Сто сорок два фунта доктора Сингх пытались одолеть шесть фунтов ребенка. Наконец раздался громкий хлюпающий звук – и малыш выскочил из ловушки. Мужчина, точивший нож, придержал Марину рукой сзади, чтобы та не опрокинулась. Блестящий багровый мальчик плюхнулся на материнскую грудь.