Сейчас под воздействием приливов, вызванных апрельским полнолунием, и ветра, вероятно, снова откроется «Река Гудзон» [133] . Однако Марвин и, как я надеялся, Кларк должны быть уже значительно ближе со своим провиантом…

Дневник, 6 апреля:

10-дневная заминка отряда Хенсона и 7-дневная – моего при отличной погоде были ужасной задержкой. Без нее мы были бы сегодня дальше Абруццкого. Пока же я на два градуса дальше того места, где был четыре года назад, когда начал с мыса Хекла. Сегодня месяц, как мы покинули землю, а задержка и медлительность Хенсона уменьшили наше продвижение до 5 миль в день.

Пири, с одной стороны, словно коллекционирует трудности: после Большой полыньи отряд оказался на старой льдине, окруженной молодым льдом; туман и белая мгла мешают идти, и глаза болят; след Хенсона, который совсем недалеко впереди, найти почти невозможно; подвижки льда разрушают снежные дома; ветер переходит в пургу; инуиты испуганы удаленностью земли и непредсказуемостью льдов.

С другой стороны, он внушает нам, что в целом все элементарно, вполне посильно Хенсону, который, жалуясь на усталость и тяжесть дороги и «т. д. и т. п.», просто ленится. Что же касается «моих маленьких смуглых детей льдов», то они вообще словно рыба в воде. Так где, собственно, Марвин и Кларк? В их прибытии нет ничего особенного, они скоро появятся, и все пойдет своим чередом. Но своим чередом пойти ничего не может. И сейчас я имею в виду не то, что великий путешественник вместо того, чтобы идти на север, идет на запад. Я о том, что доктор Вольф, и Бартлетт, и Марвин, и, как мы знаем, Кларк и Райан ушли восвояси.

Начался шторм, закончившийся только 12 апреля. Семь дней Пири был прикован к месту, названному им «Штормовой лагерь».

Было бы удивительно, если бы «Гудзон» не был широко открыт сейчас, и я надеялся, что Марвин и Кларк успели перейти его со всем провиантом, и первый из них настолько близко, что сможет нагнать меня через 1–2 марша. Если «Гудзон» был открыт и они находились на его южной стороне, это требовало бы решительной смены моих планов, так как было уже слишком поздно по сезонным условиям, чтобы ждать, пока они догонят меня.

За все время ни намека на ту смертельную опасность, которая угрожала бы Кларку и Марвину, если бы они в самом деле «гуляли» по просторам полярного океана по северную сторону Большой полыньи, а не приближались к земле. Бравада Пири свидетельствует либо о провале интеллекта коммандера, либо о его стопроцентной уверенности – и Кларк, и Марвин спокойно идут к берегу. Стоит предположить, что в записках, отправленных на юг, содержался приказ всем возвращаться на землю. Такое распоряжение было бы естественно и актуально – зачем командиру иметь возле себя белых свидетелей? Иной возразит: Пири ждет не людей, а грузы. Да, это так. Но, заполучив грузы, что делать с теми, кто их доставил? Как отправить людей к берегам земли? Своих следов в этой очень динамичной части океана им не найти, и с большой вероятностью их ждет смерть.

Книга Пири, 9 апреля:

Я должен совершить рывок, располагая всем тем, что у меня есть в наличии. Мой шанс – высокая скорость, длинные марши и возможность вновь питаться собаками, пока я не вернусь на землю.

Это начало подготовки читателя к фантастической повести о рекорде, который установит коммандер.

Дневник Пири, 10 апреля:

Большую часть времени я провожу, планируя, что я буду делать, когда вернусь… а потом вновь сталкиваюсь с глухой стеной[134]; если я не добьюсь победы здесь, то все это провалится; все, что даст им [моим планам] жизнь, – это успех здесь. Тогда я снова пересматриваю, что буду делать в разных непредвиденных обстоятельствах, если только погода прояснится, но это не занимает много времени.Я знаю очень хорошо, что я должен делать в любом случае, который могу себе представить (выделено мной. – Д. Ш.). И всегда сквозь мрачную тень надвигающейся неудачи виден ровный свет многих дней на моем острове с его обитателями.

Что хочет сказать Пири фразой, которую мы выделили? Опыт в самом деле, даже при самых обескураживающих обстоятельствах, помогает найти решение. Но беда в том, что опыт Пири после трагической травмы ног в январе 1899 года скорее сузился, чем расширился, появилась потребность в помощниках. На «Рузвельте» их четверо, на льду – пять белых и многочисленные инуиты. Главнокомандующий все лучше управляет своими людьми, но этого на дороге к полюсу недостаточно.

Книга Пири, 11 апреля:

Еще один день, 6-й день нескончаемой бури… Ветер и дрейф продолжаются с нестихающим неистовством. Сегодня в течение трех часов я делал рывки вперед, а временами едва ли не ползал на четвереньках туда и сюда по нашей маленькой льдине…

Я делал это отчасти для тренировки, а отчасти потому, что не мог больше сидеть спокойно…

Этот образ живого существа за решеткой, разъяренного пленом, вселяет большую симпатию, но продолжение фразы возвращает нас к привычному самовосхвалению лучшего из лучших:

…и еще из-за желания достоверно убедиться, что, будь я более решительным, я бы все равно не стал продолжать движение [сейчас].

А вот и следующий шаг – коммандер пытается убедить нас, что природа готова помочь ему установить новый рекорд