– Я не думаю. Я знаю.

Говорков поежился под моим взглядом.

Неуютно ему. Это неправильно. Мы же с ним – одного роду-племени. Здесь, на этой чужой Земле. Нам должно быть тепло вместе. А ему холодно.

Я глянул на девушек… Им тоже было неуютно. Страшновато. А ведь я – их единственная надежда на спасение. Они мне на шею броситься должны. А я целовать их должен и таять от счастья, что их выручил. Я же – Спасатель. Часть Единого… Стоп! Кажется, я допер. Но радости от этого – ни миллиграмма.

– Мишаня, – проговорил я совсем тихо. – Знаешь, что такое – оборотная сторона Добра?

– Зло, наверное? – Говорков растерялся.

– Неверно, брат. Оборотная сторона Добра – Равнодушие.

Оп! Что-то такое он и сам уловил.

– Это ты – о себе? – произнес он после паузы.

– Именно. Так и есть? – жестко спросил я.

– Ну… вроде того.

– Давно почувствовал?

– Да… почти сразу.

– Почему не сказал?

– А откуда я знал, что надо сказать? – Михал Михалыч сердито мотнул кудрявой головой. – Можно подумать, что я только и делаю, что с Мастерами Исхода общаюсь!

– Ладно, остынь, – примирительно произнес я. – Скажи лучше, это… состояние. Оно, как, прогрессирует?

– Пожалуй, да, – ответил Говорков, немножко поразмыслив. – Когда мы только встретились, ты был… в тебе чувств было побольше. Вот о Ванде печалился. А сейчас – как?

Я прислушался к себе… Эмоции у меня, безусловно, имелись. Например, страх. Или гнев. А вот чувства, сострадание… Сожалел ли я о том, что Ванда погибла? Пожалуй. Но не столько о ней, сколько – о собственном недосмотре. Мне было неприятно, что я ошибся. И только.

Сожалел не сердцем, а умом. А ум, как известно, штука универсальная. Инструмент, вернее, оружие познания. А оружие – это такая штука, что одинаково функционирует как в злых, так и в добрых руках.

Итак, я изменяюсь, это очевидно. В чем же причина? В «неправильности» данной планеты, в проклятом месте, где даже Пророку не удалось «докричаться» до Бога? Или в том, что я убиваю Маххаим?

А если пофантазировать? Допустим, есть некая планета, где Добро и Зло находятся в строгом равновесии.

И тут на ней непонятным образом появляются Маххаим. Зло. Равновесие нарушается, и через какое-то время здесь появляется Шу Дам с колонистами. Шу Дам – Добро. Много Добра. Равновесие опять нарушается. Маххаим убивают Пророка. Теперь опять перевешивает Зло. Появляюсь я. Убиваю Маххаим. Зло уменьшается, равновесие опять нарушается, и включается механизм, который сокращает меру Добра. То есть пытается «сократить» меня. Но меня прикончить не удается, и тогда система идет по другому пути: сокращает «вес» Добра прямо во мне. Логично? Вполне. Сгодится как рабочая гипотеза. В меру бредовая и, скажем прямо, – маловероятная.

Нет, умом такие вещи не понять. Это как стрекозе осознать, что такое экосистема. Ум – он как бы в плоскости лежит, а задача – «объемная».

Однако исходя из жизненного опыта, общего знания и здравого смысла и букашка может выбрать правильный путь. А я все-таки не букашка, я Мастер. Следовательно, базовые навыки Логика-Интуитива у меня имеются… Что я упустил? Я упустил людей. Местных жителей. Они тут жили и до Маххаим. И сейчас я точно знаю, что это не потомки колонистов с Земли-Исходной. Временные параметры не сходятся. Значит, люди появились здесь автономно. Волей Создателя, потому что иначе быть не может. Стоп! Я кое-что забыл. Зеленоголовых. Стайных хищных динозавров, которые хотели меня скушать на южном континенте. Может, это они – Зло? Во всяком случае, с точки зрения людей они уж точно не Добро.

Людей создал Бог. А зеленоголовых – кто? А кто создал Маххаим? Дьявол?..

…Я уже почти поймал жар-птицу за хвост, но тут встряла беленькая Злата и сбила состояние:

– Может, я чем-нибудь могу помочь? – важно пискнула она. – Я – опытный психоаналитик!

Тьфу, пропасть!

Моя досада была так явственна, что Говоркова даже передернуло.

– Идите-ка отсюда, девчонки! Мастеру подумать надо.

Темненькая Матрена тут же двинулась на выход, а вот беленькая Злата и не подумала. Сделала решительную мордочку. Ничего, кстати, мордочка. И фигурка отличная. Ножки стройные, загорелые, грудка топорщится маленькими сосочками, губки алые приоткрыты двусмысленно… Вернее, как раз недвусмысленно. Чёрт! В таком состоянии я точно не смогу трезво мыслить!

– Вы идите, Михал Михалыч, – внезапно охрипшим голосом сказал я. – С Матреной. Погуляйте по поселку. Может, еще кого найдете.

Понятливый Говорков тут же испарился.

– Не хочешь рассказать мне, что с тобой случилось? – поинтересовалась юная блондиночка, усаживаясь на застеленное шкурой травяное ложе. Хорошо так уселась: ножки скрещены, низ живота прикрыт «языком» полотняного передника, сама чуть откинулась назад, чтобы грудка и шейка лучше смотрелись. А на шейке – ожерелье из светлого золота. Запястья и лодыжки тоже украшены. Ножки чуть запылившиеся, но ухоженные, а на пальчиках вообще что-то вроде маникюра. Тяжелой работой ее здесь точно не обременяли.

Я неплохо ее ощущал. Имело место плотское желание, взятое под контроль тренированной волей и куда большим желанием повелевать и властвовать. Тщеславная (и вздорная) мысль: подчинить себе Мастера Исхода. Классический тип женщины, которая привыкла принимать вознаграждение за доставленное ей же удовольствие. Пожалуй, с профессией она угадала точно. А вот со мной – не совсем.

Я опустился напротив, на корточки, мысленно позвал Лакомку и «попросил» никого в дом не пускать.

– Конечно, хочу, – произнес я, распуская узел львиного пояса. – Только не рассказывать.

Дальше все было просто. Вернее, всё началось просто. Не так уж сложно управлять женщиной, чьи эмоции и ощущения читаешь, как управляющие векторы на шлемном экране пилота боевого «крыла».

Через минуту она забыла, что хотела властвовать. Через две – вообще обо всем забыла.

Я вел ее по тропинке наслаждения легко и непринужденно…

И абсолютно равнодушно. Ничего, кроме такого же плотского желания. Я умело провел ее по краешку нескольких пиков, ни разу не дав сорваться. Раскачал настолько, что даже дремавшая у порога Лакомка проснулась и негромким рыком сообщила мне, что ей тоже хочется…

Я не стал отсекать мою кошечку. Течки у нее нет, как что – переживет.

Поиграв со Златой и с собой заодно, я довел ее до того, что она зарычала не хуже Лакомки, и только после этого задрал кверху стройные ножки и…

Спасибо Лакомке. Как умно, что я оставил ее в прямом контакте.

Очнулся я, придавленный к ложу двухсоткилограммовой черной кошкой.

Увидев, что я пришел в себя, Лакомка соскользнула с меня и уселась рядом, щуря свои потрясающие изумрудные глаза. Я повернул голову и увидел Злату. Девушка, обмякнув, валялась на расстоянии вытянутой руки. Остывала. В хорошем смысле этого слова.