Бруно пробирался вверх по лестнице, как леопард, сначала перепрыгивал через ступеньки, потом преодолел завал из трупов с такой легкостью, словно находился на ровной площадке и его доспехи ничего не весили. Стирр спустился на пару ступенек навстречу, а его товарищи чуть подались назад, чтобы не мешать поединку. Император прыгнул на ступеньку, еще одну, а Стирр раскрутил свой топор и ударил им в сторону щита. «Слишком быстро, – подумал Бранд, – слишком торопливо». Он стал проталкиваться через ряды наблюдающих за схваткой викингов, чтобы прийти на выручку своему родственнику.

Бруно принял удар Стирра на щит, но щит его уже был развернут так, чтобы топор пошел в сторону, не смог вонзиться. Прежде чем Стирр успел собраться, ударил меч императора, Стирр отбил его железным набалдашником щита, уже замахиваясь топором от левого плеча. На протяжении следующих десяти ударов сердца топор и меч под аккомпанемент звенящих щитов мелькали во всех направлениях. У Стирра уже текла кровь из ран на руке и голени, оба раза ему удалось отбить удар прежде, чем клинок дошел до кости, но в любой момент его сопротивление могло быть сломлено. Стирр отступил назад, к шумному разочарованию викингов во главе с Брандом, император ринулся вслед, чтобы не дать противнику передышки…

Стеффи, с самого утра возившийся со своими драгоценными огненными веществами, а также с глиняными горшками и кружками, позаимствованными в ближайшем караульном помещении, кинул первый изготовленный им огненный шар в голову императора. Бруно, не задумываясь, отбил его щитом, снаряд ударился о кожаную обивку, свалился на один из трупов и потихоньку покатился по ступенькам. Стеффи с изумлением выпучился на него. Если просто бросить снаряд на землю, он разобьется, и горящий фитиль воспламенит содержимое… А сейчас, когда было так нужно, чтобы снаряд разбился, он выдерживал удары словно железный.

Стирр кинул свой круглый щит в лицо императора и вдогонку с неимоверной силой ударил топором снизу. Его противник словно танцор шагнул на узких ступеньках в сторону, дождался, пока не встретивший сопротивления топор на миг нарушит равновесие гиганта, и аккуратно кольнул Стирра прямо в рот, пронзив зубы, нёбо и мозг, затем шагнул назад, чтобы изящным поворотом кисти направить падающее тело вниз по лестнице.

При виде этого все на мгновенье притихли, потом рыцари Ордена с ревом бросились вперед, от нетерпения отталкивая друг друга. Вне себя от ярости Бранд протолкался, размахивая «Боевым троллем», на верхние ступени, чтобы отомстить за своего родственника.

Стеффи, не придавая значения ни начинающемуся поединку, ни неписаным законам чести, повторил свою попытку. На этот раз он швырнул глиняную кружку, заткнутую сверху тряпкой, и целился уже не в человека, а в каменную ступеньку под ним. Кружка разбилась, тлеющий фитиль упал на смесь серы, селитры и нефти. Вспышка, и под ногами императора затрещали языки пламени. Он перепрыгнул через них, ринулся с мечом на Бранда, отбил ответный удар. И вдруг отступил назад, выронил меч, еще отпрыгнул назад, железными рукавицами принялся сбивать охватившее ноги пламя. Бранд наседал с поднятым топором, забыв о кодексе drengskapr. Взорвалась еще одна пивная кружка, на этот раз у его ног, потом еще одна и еще, команда Стеффи, воодушевленная первым успехом, стала закидывать глиняными снарядами каждую свободную полоску камня на обеих лестницах.

Рыцари Ордена окружили своего императора, тушили его горящую одежду рукавицами и голыми руками. На второй лестнице Агилульф, который в подражание императору вышел на поединок с Гудмундом, незатейливо повернулся спиной и побежал, сбив по пути с дюжину своих воинов; ему уже доводилось побывать на краю огненной могилы, и один вид пламени приводил его в панику. Викинги ломанулись было вперед, но, почувствовав под ногами жар, остановились.

Обе противоборствующие стороны теперь потихоньку отступали, единственным звуком был рев пламени, призрачного пламени, которое выбрасывало клубы черного дыма и, казалось, ничего не сжигало. Арбалетчики, все утро выпрямлявшие и затачивавшие свои поврежденные стрелы, прицелились и выпустили последний залп, с силой пронзивший щиты и тела братьев Ордена.

– Отпустите меня, – выдохнул император, обращаясь к людям, которые тащили его подальше от выстрелов. – Отпустите меня, облейте меня водой, и мы должны попытаться еще раз.

– На этот раз неудача, Kaiser, – сказал баварец Тассо. – Ты свалил большого ублюдка, но им было чем нас встретить. На этот раз достаточно.

Через ряды воинов проталкивался какой-то человек. Это был рыцарь из охраны Грааля, он не имел права покинуть свой пост, разве что в самом худшем случае. Но рыцарь улыбался.

– Эркенберт – я хочу сказать, его святейшество – просил немедленно подойти к нему. Он нашел кой-чего, что ты искал. Или кой-кого.

Онемение в лодыжке прошло, и появилась пульсирующая боль, каждый удар сердца отдавался в воспаленном суставе. Голая ступня покраснела и раздулась. Шеф держал ее над землей, пока не свело мышцы, его тошнило от одной мысли, что придется коснуться больной ногой чего бы то ни было. Он все еще старался стоять прямо и выглядеть спокойно, как и подобает воину перед лицом смерти, но все тело начинало дрожать от слабости, боли и усталости. Подумают, что он боится. Как там говорил Бранд? «Воин не должен хромать, пока ноги у него равной длины». Он постарается.

Разговорчики стражников замерли, и Шеф, прикованный за высоко поднятые запястья к стене, попытался выпрямиться.

И перед ним появился император, а рядом Эркенберт.

Они не виделись со времени битвы при Бретраборге, хотя не проходило дня, чтобы они не вспомнили друг о друге. Теперь они пытливо всматривались, чтобы проверить свою память, убедиться, какие следы оставило время.

«Император тоже ранен, – понял Шеф, – его суровое невыразительное лицо время от времени невольно подергивается от боли. От него пахнет кровью и гарью, и морщины на лице прорезались глубже». А император видел перед собой мужчину, не достигшего и тридцати лет, с сединой на висках и со взглядом, прищуренным как у человека на двадцать лет старше. Вокруг пустой глазницы плоть усохла и втянулась. Он шатался от слабости, на ногах его удерживали только оковы. Каждый из двоих однажды уже сохранил другому жизнь. Каждый видел в другом приметы решительности и тяжкого бремени ответственности.

– Ты вероотступник и бунтовщик против Бога, – сказал Бруно.

– Нет, не против Бога, – ни против твоего Бога, ни против любого другого. Только против твоей Церкви. В Англии ни один священник не подвергается преследованиям, ни один христианин не пострадал за свою веру.

Голос императора стал резче:

– Ты прятал от меня Святой Грааль. Выкрал его у меня обманом.

– Я нашел тебе Святое Копье. Если бы не я, оно бы никогда тебе не досталось.

Казалось, император не знает, что сказать. Его растерянность прервал голос фанатичного Эркенберта:

– Ты изготовил подложные книги и ложные Евангелия и распространил их по всему христианскому миру!