был у него строгим. Человек слова и большой репутации. Конечно, сын такого человека не мог соврать. Только вот твой отец до тех пор говорил, что он никого не убивал, — отпивая глоток кофе, рассказывает отец Кирилла.

— Что на самом деле тогда произошло? Может, отец вам рассказывал?

— Они поехали на рыбалку с Юрой в качестве примирения. Там выпили, закусили. Он говорил, что рядом с ними была база отдыха, и там остановились две молоденьких девушки. Ну и Юра пошел к ним. А твой отец остался в палатке. Сказал, что его это не интересует. А наутро проснулся от того, что вокруг милиция. Его арестовали со следами крови на свитере. Только он помнит, как ночью вставал проверить рыболовные сети и надевал свитер, который днем отдавал Юрию. Откуда на ней пятна крови, он не знает. Все сложилось должным образом. Подруга убитой пропала без вести. Её так и не нашли. А отца твоего осудили, собрав все детали до кучи. И Юра как бы ни при чем.

— Вы уверены, что это сделал мой отчим? — шокировано спрашиваю.

— Месяц назад я нашел мать пропавшей девушки. Она живет очень далеко. Она рассказала, что в тот же день её дочь вернулась глубокой ночью вся в крови, но отдала ей большую сумму денег. Сказала, что нашла богатого ухажера, а сама уехала. И мать её до сих пор не знает, где она. Когда я женщине показал фото Юрия, то она вспомнила, что видела его из окна своего дома, когда её дочь вернулась. Уехала она затем вместе с ним.

— Боже… Получается, мой отец ни в чем не виноват… — шепчу сквозь слезы, которые потоком катятся.

— Получается так, — выдерживает паузу отец Кирилла.

— А теперь ты мне расскажи, что это значит… — выкладывает на стол три помпезных буклета с приглашением на свадьбу, где красуется красивыми вычурными буквами мое имя с фамилией и имя Кости… А главное, в приглашенных три имени… Герман Константинович, Екатерина Андреевна и Кирилл Германович Сомовы… Три имени дорогих человека. — Сегодня утром это мне вручил отец твоего жениха. — на последнем его слове я морщусь, как от назойливой мухи.

— Это все ради Кирилла. — начинаю свой разговор.

— Странная попытка освободить моего сына из тюрьмы, который и так ни в чем не виновен… — отзывается Герман Константинович. — Рассказывай. Я не хочу, чтобы мой сын потом реально получил срок из-за тебя.

— В общем, план такой… — я выдаю весь свой план в отношении Кости, нашего брака и всё, что мы задумали с Димой.

— То есть Дима это все контролирует? — задумчиво произносит отец Сомова. — Отлично. Тогда я тоже хочу контролировать весь процесс, а заодно и смогу сдержать порыв своего сына.

Родители допытываются до меня звонками всю последующую неделю. По телевизору вовсю идут новости о том, как отчим вошел в церковный совет благодаря нашему с Костей союзу. Мне, честно говоря, плевать. Пусть порадуется, пока есть время. А накануне свадьбы и вовсе одолевают звонками. Пытаются перехватить у дверей академии. Благо, Тина и девчонки мне помогают, и я успешно от них скрываюсь до того самого дня, пока мы не встречаемся у свадебного салона с мамой Кости и моей матерью.

— Здравствуй, дочка, — первой проявляет инициативу чужая теперь мне женщина.

— Женщина, а вы что тут делаете? Вас, кажется, на примерку никто не звал. — раздражительно выговариваю когда-то родной маме. Теперь же никаких родственных чувств к ней не осталось. Даже сочувствия. Странно, да? Что ребенок просто может ничего не испытывать к своим самым близким людям. Ведь мама — это первое, что мы видим и ощущаем в начале своей жизни. И даже ненависть — это хоть какое-то чувство. И то хорошо, его можно исправить. Но когда равнодушие, тут уже ничего не исправишь и не изменишь. Это конец.

— Аня! Ну как так можно? Это же твоя мама! — возмущается мама Кости.

— Аглая Степановна, давайте свои семейные отношения я буду сама решать, хорошо?! — реагирую на будущую свекровь острее, чем стоило бы. Вся эта история и люди меня жутко раздражают. Я знаю, что нужно терпение, но чем ближе эта свадьба, тем раздражительнее и резче я становлюсь.

— А вас я попрошу уйти и больше не караулить меня! — резче говорю матери. — Вы для меня больше никто! И вы сами знаете почему. Но пусть это останется на вашей совести! — проговариваю матери и, открывая в салон двери, вхожу. — Аглая Степановна, мы идем или мне самой сделать выбор? — похожа ли я сейчас на ту самую стерву? Не знаю. Но с ними нужно именно так. Думали, ангелочка приручили… Ну-ну. «Пожинайте плоды ваших действий теперь». Проносится в голове.

В салоне поводим чуть больше часа. Одно платье я примеряю для себя лично. В нем бы я вышла замуж. Но только за Кирилла. Поэтому я останавливаюсь на самом дорогом и не менее ужасном платье. Мне оно не нравится. Я не настоящая невеста, но взбесить Костю мне жутко хочется.

— Боже, Аня, оно жутко дорогое и слишком вычурное какое-то, — сокрушается мама Кости. А я строю те самые щенячьи глазки.

— Но невестой бывают раз в жизни. Неужели мой жених не может позволить сделать свою невесту счастливой, купив ей одно в жизни белое платье, — возмущенно сокрушаюсь я и наигранно плачу.

— Ну ладно. Подожди, я поговорю с Костей, — отмахивается от меня Аглая Степановна и отходит. А я плюхаюсь в этом несуразном платье из атласа и каких-то пайеток с большим разрезом на левой ноге на оранжевый диван салона.

— Принесите мне еще самую дорогую диадему и перчатки. — прошу работницу салона.

— Конечно, — с улыбкой выдыхает она.

К моему удивлению, Костя соглашается на платье и на аксессуары к платью, чем меня раздражает. А мою свекровь раздражаю я со своими капризами, как я слышала по телефону. Если брать достоверную фразу Кости.

— Мам, я не ребенок. И я в состоянии оплатить платье своей невесте, если оно ей понравилось. Даже если оно будет сшито из золота и стоить миллионы. Тем более, что зарабатываю я сам и денег у вас не прошу.

— Ты погибнешь из-за этой капризной девчонки. Не думала, что в такой порядочной семье может вырасти такая избалованная девочка. Ты бы слышал, как она сегодня со своей матерью разговаривала, — сокрушается Аглая Степановна.

— Мам, успокойся, ладно? Вспомни себя в день вашей свадьбы с отцом. Аня просто нервничает, тем более это её первая свадьба. — защищает меня Костя.

— Надеюсь, ты будешь прав, сынок. — последнее, что я слышу от будущей свекрови.