же, придется писать заявления снова и снова. Да ведь не привыкать. С 1938 года я уже подал около ста заявлений то просящих, то требующих одного и того же: пересмотра моих «дел».

А диссертация шла… Предстояла сложная, кропотливая работа. Но тут председатель институтской жилищной комиссии сказал, что если я хочу получить жилье, то нужно принять участие в строительстве дома для сотрудников Академии наук. В то время я снимал комнату в пригороде Ленинграда – Павловске, и теперь пришлось выезжать оттуда ранней электричкой, чтобы успеть на север Ленинграда, где в восемь часов утра у строителей начинался рабочий день. И вновь подставляй плечо под тяжесть, и вновь на руках мозоли. Но и это прошло.

…Август 1960 года. Международный конгресс востоковедов в Москве. В свободное от заседаний время я отправился в Кремль. О том, что он открыт для посещений, мне стало известно еще под небом Тайшета в 1955 году. Сейчас, у древних стен, охватило острое любопытство: что там внутри, за входами, у каждого из которых когда-то стояло по дюжине охранников? Вспомнилось: Успенский собор построен в 1479 году: Благовещенский собор построен в 1489 году; Архангельский – в 1509; Царь-пушка отлита в 1586 году Андреем Чоховым, ее вес – 40 тонн, длина – 5,34 метра, диаметр 89 сантиметров; царь-колокол, изделие Ивана и Михаила Моториных, весит 200 тонн, диаметр 6,6 метров, а высота – около 6 метров. Старина и размах. Что еще? Покои усопшего вождя, кажется, раньше они были митрополичьими. Здесь угрюмый низколобый человек прятался от людей и дневного света. Его уже нет, бог с ним. Но он еще живет в сердцах обласканных, запуганных, заклятых им, однако страна переживет и этих. Я бродил по ухоженным кремлевским дорожкам, все-таки было странно, что никто не останавливал. Как легко дышать, как свежа и благоуханна зелень внутри стен Кремля!

16 августа, в последний день работы конгресса, мне вручили приглашение на прием в Георгиевском зале Большого кремлевского дворца. Полноте, я ли, вчерашний каторжанин с тремя номерами на одежде, поднимаюсь по роскошному ковру лестницы, ступаю по сверкающему паркету, вхожу в сияющий переливами света зал, заглядываю в Грановитую палату? Жизнь прекрасна. Жаль только, что мало ее отпущено. Жизнь прекрасна – и в Кремле, и в тюрьме – пока можешь творить.

…И вот, наконец, они – пять готовых томов моей работы: исследование; арабский свободный текст «Книги польз» и его филология; русский перевод; объяснения к нему; указатели.

Дело сделано. Не надо подсчитывать принесенных жертв, важен конечный плод. И все-таки. Нет, я не сломался, как некто рассчитывал, даже не надломился. Но вот правый глаз… Когда-то во время работы грузчиком в нем от напряжения лопнул кровеносный сосуд, потом на месте разрыва деятельная ткань переродилась в соединительную. Так образовалось пятно, мешающее читать. Мозоли на плечах, на руках сошли, а пятно осталось, теперь левый глаз перенапряжен, придется впредь работать лишь при дневном свете.

Потом… отчего мне по временам хочется вновь проверить в своем труде то-то и то-то? Я работаю внимательно, неторопливо, зачем же проверять еще раз? Этого требует мнительность, развивающаяся на почве нервного переутомления. Так не годится, болезненный страх должен быть убит. Здоровое сомнение ученого – свято, оно проверяет науку и двигает ее, оно – сила. Больное сомнение порочно, оно говорит о слабости. Первое созидает, второе разрушает.

Все же завел речь о жертвах. Не надо. Странно было бы, если бы многолетняя напряженность в работе и быту осталась без последствий. Но отдохну, и все наладится. В жизни бывало и потруднее. Надо держаться. Тем более, когда предстоят бои с теми, кто не хочет пропускать вчерашнего узника вперед…

В три часа дня 21 марта 1968 года ученый совет Института востоковедения Академии наук в Москве присудил исследованию «Арабы и море» докторскую степень. Я принимал поздравления и думал об Игнатии Юлиановиче Крачковском, который когда-то высоко оценил «Книгу польз» арабского мореплавателя и поддержал мои первые поиски и мысли. И вспомнилось, как я украдкой склонялся над рукописью этой же книги в тайшетском лагере.

Издательство «Наука» выпустило в свет мою работу спустя семнадцать лет. Жизнь приобщила меня к миру больших чисел и вновь, как всегда, важен конечный итог, плод. Пришел день 21 января 1986 года, когда я получил только что отпечатанные тома своего труда. Что это внезапно дрогнула рука, листающая страницы, откуда взялась пелена, застилающая глаза? Ведь все хорошо, все уже в прошлом, все в порядке. «Мы счастливы, друзья…»

Да, счастливы. Потому, что если бы опять, как тогда, в тайшетской пересылке, пришлось давать обязательство добровольно идти в пожизненную ссылку ради обнародования «Книги польз» – дал бы такое обязательство, не раздумывая…

И, конечно, счастье состоит в том, что проведенное изучение трех лоций, «Книги польз» и других памятников арабского мореплавания позволило увидеть новую область истории арабов и внести существенные поправки в неточное представление об этом народе, сложившееся в науке.

Лишь сомнение в преподносимом как несомненное, в чем не разрешено сомневаться, ведущее к проверке ощущений разумом, созидает науку в широком смысле, ту, которая извлекаема из всех видов человеческой деятельности.

Клод Бернар писал: «Когда попадается факт, противоречащий господствующей теории, нужно признать факт и отвергнуть теорию, даже если таковая поддерживается крупными именами и всеми принята».

⁂

«Книга польз об основах и правилах морской науки», созданная Ахмадом ибн Маджидом между 1475 и 1490 годами, имеет 177 страниц арабского текста и состоит из двенадцати «польз», то есть «полезных глав»:

I. История мореплавания.

II. Этические и профессиональные требования к лоцману.

III. Лунные станции.

IV. Румбы розы ветров.

V. Прежние географы и астрономы. Летоисчисление. Планеты и звезды.

VI. Виды маршрутных плаваний. Управление на курсе парусного судна.

VII. Наблюдения над звездами.

VIII. Признаки приближения земли в открытом море.

IX. Побережье Африки и Азии. Три группы лоцманов.

X. Десять величайших островов мира.

XI. Муссоны.

XII. Лоция Красного моря.

Столь разнообразное содержание позволило мне назвать «Книгу польз» «Арабской морской энциклопедией XV века»[21]. Даже внешняя характеристика «Книги польз» приводит к логической цепи неожиданных вопросов и далеко идущих умозаключений, выходящих за рамки моих начальных гипотез.

Если арабская мореходная практика Средних веков нуждалась не только в справочниках по региональному плаванию, но и в произведениях универсального типа и могла их создавать, не следует ли отсюда, что ее уровень был значительно выше, чем думали до сих пор?

Если уровень арабской мореходной практики был высок, не следует ли отсюда, что она опиралась на давнюю традицию?

Если арабская мореходная практика опиралась на давнюю традицию, не следует ли отсюда, что она была не случайным, а систематическим занятием в арабском обществе?

Если арабская мореходная практика была систематическим