пара, они двигались уже смелее, а за ними ещё и ещё одна, образовывая небольшую очередь.

Альбина, взглянув на Фёклу Фрловну, заметила горечь на её лице и только качнула головой — что тут поделать? Нельзя выходить замуж за первого же симпатичного человека, и жаль, что маме это никак не объяснить. Но она обещала быть счастливой, и именно это сейчас и делала — строила своё счастье, пусть и отказывая первому посватавшемуся к ней мужчине.

— Мадмуазель Альбина, — услышала она нерешительное.

Обернулась. Рядом стоял Виктор и смотрел на неё вопросительно. Альбина прикусила губу. Неловко, как же неловко! Надо было найти слова, чтобы вежливо и необидно сказать, что решения пока нет, что оно не принято, но слова не находились, а лицо у Виктора становилось все бледнее, а отчаяние в глазах все ярче.

— Виктор, друг мой, я же вам всё объяснил.

Альбина услышала этот голос и одновременно почувствовала жесткую хватку выше локтя. Всё внутри застыло, закаменело — за локоть её держал Ольгерд Фернон и улыбался своей кривоватой улыбкой.

— Пойдемте, мадмуазель, — негромко, но повелительно проговорил он.

— Ку… куда? — с трудом выговорила Альбина.

— Туда, — и сухощавая кисть с длинными пальцами указала на центр зала. Зато вторая рука, пальцев которой видно Альбине не было, очень и очень болезненно надавили на её локоть, вынуждая двигаться рядом и чуть впереди.

Она беспомощно глянула на огорченного Виктора, обернулась на матушку, смотревшую им с Ферноном вслед. Как ни огорчался Виктор, но он отступил, спасовал. И Альбина сквозь сковывающий её ужас поняла, что на него надеяться не стоило и не стоит. А растерянное, не понимающее лицо матушки давало понять, что и от неё помощи ждать не следует.

— Отпустите немедленно! — прошипела девушка из чистого упрямства, даже не надеясь на успех.

Они ещё не вышли на свободное место зала, но взгляды гостей, которые провожали их, уже наполнялись теплом и улыбками: ну а как же, ещё она пара, и это радость.

— Я попрошу вас не дергаться, дорогая моя невеста, — проговорил Ольгерд улыбаясь той самой жуткой улыбкой каждому, кто обращал на них внимание.

Беспомощность.

Отчаяние.

Ужас.

Взгляд Альбины судорожно метался по залу в поисках хоть какой-то, хоть самой маленькой надежды на помощь. И её загнанный взгляд встретился с вопросительным Альберта. И она отчаянно зажмурилась и закусила губу, готовая расплакаться. А когда открыла, господин Бономме пробирался в её сторону.

Фернон уже затащил Альбину в хвост процессии, которая медленно, но верно тянулась к главе города. Их паре уже аплодировали гости, когда Альбина почувствовала, что её аккуратно подхватили под другую руку. Глянула — господин Бономме, Альберт. Он прошептал одними губами: «Помочь?», будто хотел быть уверенным в её решении.

Когда ты стоишь перед мэром, чтобы заключить помолвку, выход из ситуации, хоть и с небольшими нюансами, только один — к столу градоправителя. Нюансы заключались лишь в том, с кем к этому столу подойти: с мерзавцем Ферноном, светским красавцем, игроком, погрязшим в долгах, или с Альбертом Бономме, немолодым, состоятельным, давно овдовевшим, но хранящим верность умершей жене дельцом, в чьем благородном происхождении всезнающий Кито сомневался.

Альбина сглотнула колючий ком в горле. Решение за ней: мерзавец или старик.

Старик или мерзавец.

Если мерзавец, то… сколько она проживет после свадьбы? А если старик?

Альбина ещё раз глянула на Бономме…

… Люба пожала плечами, недовольно хмыкнула. Ну какой он старик? Что там говорил про него Кито? Тридцать шесть? Просто, когда тебе восемнадцать, то тридцать шесть — невероятно много, а через десяток лет все будет выглядеть совсем по-другому.

Ну и потом. Это прошлого она, Люба, не может изменить, а вот будущее творит собственными руками и девочку подстрахует…

Да почему старик? Он лет на пять-шесть старше Фернона, но не подлец. Даже в этот страшный момент спрашивает её согласия, понимая, что им придется не только объявить о помолвке, но и обвенчаться как можно раньше, чтобы обезопасить Альбину от нападок Фернона!

И Альбина выдохнула едва слышно:

— Да, помогите.

И Альберт вступил в игру в ту же секунду:

— Простите, господин Фернон. Вы случайно ведете к помолвке чужую невесту.

И протянув свободную руку, разжал пальцы аристократа, убирая её с локтя Альбины. Кто-то в толпе ахнул, кто-то сказал удивленно: «О!». Покатилась волна шепотков, люди задвигались, загомонили. А Альбина впервые увидела на лице Фернона что-то, отличное от надменности и издевки. Удивление?

— Это моя невеста! — Резко проговорил он и прищурился, всматриваясь в соперника, хотя уже и не пытался уцепиться за её локоть.

— Вы ошибаетесь, господин Фернон. Помолвка прошла вчера в узком семейном кругу, — вежливо ответил господин Бонноме и надел на палец Альбины свой перстень, ничуть не смущаясь немного запоздалого, если поверить во вчерашнюю помолвку, действа. — А объявить мы решили сегодня, на балу. Ведь так, дорогая?

И лукавый, лучащийся улыбкой взгляд господина Бонноме обратился к Альбине.

— Да, — хрипло согласилась она. Прокашлялась и пояснила: — Мы так решили: нельзя не воспользоваться такой возможностью, как Осенний бал.

— Господа? — раздалось от помоста.

Стоявшие впереди пары уже получили свои свитки и ушли, а на их троицу с удивлением взирал седой градоправитель.

— Мы готовы, — всё с той же дружелюбной и сдержанной улыбкой ответил господин Бономме. — Я, Альберт Бономме, согласен взять в жены Альбину Реисит.

— Я, Альбина Реисит, согласна выйти замуж… — Альбина снова откашлялась и продолжила громче и увереннее, чтобы слышали все: — за Альберта Бономме.

Градоправитель уточнил, дабы развеять все сомнения:

— И как скоро состоится ваша свадьба?

— К примеру, через месяц. — Спокойно ответил Альберт. — Как вы к этому относитесь, дорогая?

У Альбины звенело в ушах от невероятности происходящего, и она сказала немного громче, чем было нужно:

— Я согласна.

Отступивший в сторону Фернон, не сводя тяжелого взгляда с вновь образованной пары, прошипел:

— Вы ещё об этом пожалеете.

Альберт глянул на Альбину, тепло улыбнулся и чуть повернул голову к неудачливому сопернику.

— Или не пожалеем.

Ободряюще похлопав Альбину по руке, нервно вздрагивавшей на его предплечье, господин Бономме повел её на возвышение за грамотой, в которую градоправитель прямо в эту минуту вписывал их имена и фамилии.

Глава 32. Здесь

Тефику было совсем плохо. Он перестал вставать, лежал на боку и поскуливал. Весь отекший, с тусклой, клочьями вылезающей шерстью, он был не похож на самого себя. Капельницы не помогали, и Люба поняла, что конец совсем близко.

Придя на работу раньше всех, с трудом дождалась начальницу.

— Ольга Викторовна, безоплатных, пару дней надо. Собака… —