И ей ужасно не шли фисташки. К ее черному парику. Черным накрашенным дугообразным бровям. К образу Эллочки-людоедочки. И я подумал, как же по ней соскучился. Лопоухой, веснушчатой, золотисто-русой. Как же соскучился по тем дням, когда она так же по-турецки сидела на больничном диванчике и щелкала фисташки. И солнце… Какое же было другое солнце! Предзимнее. И настоящее. Тихое. Но настоящее. И мы понятия не имели, что нас ждет впереди. И мы даже вообразить не могли, что нас ждет. Расставание для нас было пределом несчастий. Мы и понятия не имели, что пределов для несчастий не существует. Пока существуем мы… Пока существует мир…

– Привет. – Яга как ни в чем не бывало подмигнула мне густо накрашенным глазом. – У вас были гости? Я тут с ними в дверях столкнулась.

Я молча кивнул в ответ. Она действовала как надо. Открыто призналась, что видела у меня визитера и подслушивала наш разговор. И дала понять, что визитер об этом понятия не имеет. Я подыграл ей. Как и положено. Без слов. Без лишних слов. Я осторожничал. Лихорадочно соображая, как бы мне поговорить с ней без свидетелей. Живые свидетели мне не были страшны. Страшны были неживые: в виде камер, жучков, радиозакладок. Какой страшный мир! И насколько в нем легче было жить раньше. Особенно шпионам.

Может, вновь воспользоваться услугами моря? Ведь Андреев сам сказал, что шум моря и ветра мешает чистой прослушке. Но повторить встречу у моря уже с Ягой… Нет, пожалуй, это будет выглядеть слишком подозрительным. Особенно учитывая наше с ней знакомство в прошлом… Тогда…

Что тогда – я так и не успел придумать. В столовую вбежали Туполев и Дункан. Похоже, любовные дела у них налаживались. Хотя это не помешало Дункан бросить на меня томный взгляд, а Туполеву заговорщицки перемигнуться с Ягой.

– Ого! Неужели вы все сожрали? Опоздали? – Туполев кивнул на пустой стол.

– Наоборот. Заранее явились. Нету еще никакого ужина, – живо отреагировала Яга.

Вообще, похоже, ей было весело. Что меня даже настораживало.

– Я такая голодная, – вздохнула Дункан и плюхнулась на диванчик. При этом опять выразительно посмотрев на меня.

– Кстати, а куда делся повар? – решил я вставить хоть слово.

Но мое слово всегда было некстати. Как назло. На секунды воцарилось неловкое молчание. Но лишь на пару секунд.

– Какой еще повар? Дворецкий – так хотя бы приличнее… И впрямь, я сегодня его харю не видела… Да пошел он? – пожала плечами Дункан.

– Похоже, останемся без жратвы! – возмутился Туполев, похлопав себя по пустому брюху. – Привратника ветром сдуло! Плохо же он нас отслеживает! Не заботится о нашем здоровье!

Яга вскочила с места и обвела всех виноватым взглядом, при этом не преминув сложить ручки на груди. Ангел небесный, а не Яга.

– Вы уж извините. Ну, пожалуйста, ну, извините. Похоже, это мой промах. Вы меня простили? Да?

– Я лично ничего не понял, – буркнул Туполев.

– А чего тут понимать – съязвила Дункан. – Она всегда и во всем виновата! Вот и призналась!

– Объясни, Клеопатра. – При слове Клеопатра я все же поперхнулся. Воздухом.

– Ну, отпустила я нашего… дворецкого, привратника, повара. В общем – управдома. Вас не было и посоветоваться было не с кем. Вот я сама на себя и взяла ответственность. У него кто-то там при смерти. Или сам заболел – точно не помню. Или день рождения у него. Или родился кто-то… Да не помню я! Не вслушивалась! Мне нет вообще до него дела! Просто он был уж очень взволнован. Ну, я и отпустила его. Что мы – звери-леопарды…

– Но я-то точно сейчас озверею! – зарычал Туполев и вскочил с дивана. – И сожру кого-нибудь из вас.

– Сожри меня! Сожри! Я и сама тебе в пасть прыгну!

Дункан раскинула руки в объятиях и пошла на Туполева. Туполев от страха попятился.

– Да я это… Неголодный, в общем. И диета мне не помешает.

– Да погодите вы! – Яга встала между ними. – Я думала, что успею приготовить для всех ужин. Не успела. Только вернулась. Но у меня есть прекрасная идея. Я всех угощаю! Айда в ресторанчик. Я тут знаю один. И неплохой. За углом. Называется по-простому: «Ласточка». По-английски, не по-простому – «Свалоу». Что еще означает – прожорливость. Идет?

– Идем! – Туполев в гастрономическом предвкушении потер руки. – Я, как ласточка, такой же прожорливый.

И почему-то все оглянулись на меня с выразительными минами. Словно меня выбрали негласным вожаком и словно их судьба зависела лишь от меня.

– Ладно, я как староста, – буркнул я. – Хоть меня вы и не выбирали. Но поскольку всех вас старше – смею выразить относительные сомнения по поводу правомерности посещения всем скопом питейного заведения. Может, следует оповестить руководство по поводу предстоящей пьянки?

– Так я и думала. – Дункан махнула рукой.

– Как так? – не выдержал я.

– А вот именно так. Оповещайте сколько угодно.

Так… Не вожаком они меня считают, а просто-напросто «шестеркой». Впрочем, мне это лишь на руку. Но падать окончательно в их глазах мне тоже ни к чему. А Яга! Просто умница! Где еще можно прекрасно поговорить, как не при живых свидетелях, при орущей музыке, за бутылкой вина.

– Ладно. Мне все равно, что вы там думаете обо мне. В любом случае оповещай – не оповещай, все равно, прекрасно станет известно, куда мы идем. Мы – как на ладони. Но не идти тоже глупо. Нет такого устава, где были бы прописаны правила ухода и неухода, когда и с кем. Значит, мы вполне свободны.

– Ну ты и зануда, аж тошно. Нет такого устава, – передразнила меня Яга. – Вижу, что ты сам себе уставчик написал. И табу прописал. И самоцензуру ввел. Причем на все!

– Так мы идем или не идем?! – рявкнул голодный Туполев.

Я отчаянно махнул рукой… Я прекрасно сыграл. Осторожного человека. Который все же не хочет отрываться от коллектива. Даже если коллектив его недолюбливает. За безграничную верность руководству.

Через пятнадцать минут мы сидели в «Ласточке». За столиком на четверых. Ресторан – это было громко сказано. Но местечко уютное. На меня вновь накатило ощущение интернациональности – такое местечко могло быть в любом уголке мира. И декоративности. Точнее, надуманной декоративности. Как в кино. Вот нужен в кино ресторанчик – пожалуйста! Пожалуйста – деревянные столики а-ля рус. Деревянный буфетик в углу. Деревянные лавки. Букетики в глиняных вазах. На стенах – картинки с пейзажами. И много декора в виде искусственных цветочков, листочков, звоночков. Ну уж слишком уютно, слишком просто, слишком народно. Причем народно от имени непонятно какого народа и для какого народа.