Глупцы. Как будто бы это их спасло, вознамерься я ударить по ним молнией… Будь моя воля, вы б все уже умерли.

Когда один из воинов на короткое мгновение выглянул из-за своего укрытия и встретился со мной глазами, то его охватила настоящая паника. Он со страху швырнул в меня свое увесистое оружие и, надо сказать, сделал это весьма метко с поправкой на гуляющий по темнице ветер. Я не посчитал нужным уворачиваться, а потому дубина зарядила мне прямо в бровь, отчего меня мотнуло назад, а в голове сразу же вспыхнуло маленькое солнце.

И стражи посчитали момент моего оглушения наилучшей возможностью для рывка, а потому бросились ко мне со всех ног, стоптав несчастного Хусина. Уже через половину секунды на меня посыпались со всех сторон удары дубинок, а я даже не мог поднять переломанных рук, чтобы защититься. Очень скоро солдаты сбили меня на пол и принялись в несколько рук так усердно заматывать цепями, что я ощутил себя жертвой огромного восьмилапого паука, угодившей в непробиваемый кокон. Не прошло и минуты, как мне стало тяжело дышать из-за металлической тяжести, давящей на грудь. Что уж говорить о попытках пошевелиться… Это ж какого испуга напустил я на Иилия и его подчиненных, раз уж они так отчаянно пытаются меня обездвижить?

Вскоре меня, окровавленного и опутанного кандалами по самую шею, вздернули над полом, а заботливый Хусин принялся быстро напаивать меня концентрированным маслом аброса. Сознание тут же поплыло, искажаясь под волнами накатывающего бреда, и биение моей Искры ослабло, опустившись куда-то на недосягаемую для меня глубину. А вскоре моя связь с Анима Игнис и вовсе прервалась окончательно.

— Что здесь произошло?! — Требовательно спросил один из воинов, разворачиваясь к палачу, когда улегся призванный мной ветер.

— Я не имею понятия! — Поведал мой все еще бледный истязатель. — У мальчишки, похоже, слабая восприимчивость к абросу, потому что я и так давал ему дозу, способную одурманить Магистра!

— Значит, нужно давать еще больше! — Отрезал солдат.

— Не учи меня делать мою работу, — огрызнулся Хусин. — Я же не рассказываю тебе, как размахивать железом!

— Будь уверен, — оскорбленно поджал губы караульный, — мы доложим о произошедшем императору, и ты сам будешь оправдываться перед Его Сиятельством!

Закончив на этом разговор и еще раз убедившись, что я не представляю никакой опасности, стража удалилась, оставив меня наедине с Хусином. А тот выглядел слишком потрясенным, чтобы вновь вернуться к допросу.

— Пожалуй, на сегодня хватит, — устало отозвался палач, дрожащими руками собирая свои инструменты, разлетевшиеся по всей пыточной. — Ну и задал ты сегодня жару, Данмар…

Приведя в порядок свой, с позволения сказать, рабочий кабинет, он уселся на стул и уставился на меня с немым вопросом в глазах.

— Почему? — Спросил он.

— Почему я тебя не убил? — Без особой надобности уточнил я.

— Да… у тебя ведь было достаточно времени для этого.

— Потому что я не держу на тебя зла, Хусин.

— Мне сложно в это поверить, — развел руками прислужник императора, — ведь после того, как я мучил тебя, не возненавидел бы меня только святой.

— Я, скорее, полная противоположность святому, — криво улыбнулся я одними уголками губ. — Но, тем не менее, ты сейчас услышал правду. Я вижу, что тебе не доставляет удовольствия истязать меня. Ты просто исполняешь волю своего господина, не скатываясь при этом в порочность садистского безумия. А потому, я тоже тебя за это уважаю…

— Это самый странный разговор в моей жизни, — признался мучитель, помассировав красные от напряжения глаза. — Но еще страннее то, что мне почему-то приятны твои слова. Как-то легче становится от осознания, что ты не гневишься на меня.

— Ну, Хусин, неужели ты настолько плохого обо мне мнения? — Я хмыкнул, показывая в улыбке окровавленные зубы. — Я же намного умнее собаки. Это только она может злиться на палку, а не на руку, которая ее держит.

Палач примолк, переваривая неожиданно философский оборот моей речи, а потом тяжко вздохнул:

— Завтра, Данмар, мне придется сделать то, о чем я тебе говорил. Император обязательно спросит с меня, если я не исполню его повеления. Потому прошу, расскажи мне все прямо сейчас. Я в самом деле не хочу тебя калечить, но мне придется. И сегодняшней ошибки я уже не совершу…

— Мне тоже не хочется тебя убивать, Хусин, — ответил я, — но я сделаю это едва ты решишься распахнуть дверь моей темницы. Я клянусь тебе.

— Услышь я эти слова от кого-нибудь другого, то мог бы посмеяться, — без тени веселья поведал палач. — Но почему-то из твоих уст они звучат по-настоящему пугающе, Данмар.

— Потому что нет ничего страшнее правды, — предельно серьезно посмотрел я на своего истязателя. — Завтра я уйду из этих застенков, и любой, кто попытается мне помешать, умрет быстро, но очень мучительно. Настолько мучительно, что ты, Хусин, не сумеешь вообразить даже при всем своем богатом опыте.

Пыточных дел мастер ничего не ответил мне, но по его перепуганному выражению лица я понял, что он воспринял мое предостережение серьезно.

Следующим утром, после странного происшествия с Данмаром, Хусин спускался в темницу с огромной опаской, что вызывало неприкрытые усмешки у пары его спутников. Император, услышав категоричный отказ своего палача возвращаться к допросу проклятого мальчишки, очень разгневался. Он сулил обрушить на голову слуги такие страшные кары, что одни только мысли о них вызывали дрожь. Однако заплечных дел мастер оставался непреклонен, и не желал исполнять волю господина, потому что страх перед загадочным юнцом оказался во много крат сильнее.

В конце концов, Иилий плюнул на трусливого ката и выделил ему в поддержку двоих высших офицеров гвардии, да не абы каких! А полноправных Асов, носивших генеральские регалии. И только после этого Хусин сумел отыскать в себе смелость вернуться на свое положенное место. Вот только даже заступничество величайших воинов Исхироса не могло заставить его перестать остерегаться необычного пленника императора…

Гулкие отзвуки шагов эхом отражались от сырых каменных стен, вызывая у палача новые приступы страха. В каждом шорохе ему чудился шум призванного воздушником ветра. В каждой тени ему мерещился силуэт притаившегося узника, а в голове набатом звучали его вчерашние угрозы… И даже заряженный кварцевый светильник в ладонях Хусина сиял как-то робко, словно бы чувствовал напряжение своего владельца, и тоже стремился стать как можно более незаметным.

— Да прекрати ты трястись, крыса подвальная! — Один из приставленных Его Сиятельством Асов грубо шлепнул тюремщика по спине, отчего тот едва не сломался пополам. — Нет такого человека на этом свете, который смог справиться с нами обоими! Так что вытряхивай дерьмо из портков, да быстрее шагай!

Раскатисто захохотав, офицеры принялись поторапливать Хусина, сгорая от нетерпения своими глазами увидеть чудного мальчишку, устроившему в темнице целый переполох, и которому даже изощренные пытки не развязали языка. Для этих воинов поручение Иилия было чем-то навроде выходного или приглашения на бесплатное представление. И они явно не воспринимали всерьез ни Данмара, ни его умение швырять молнии. Палач же осуждающе посмотрел на своих спутников, но ничего не сказал. В словах не было нужды, потому что эти герои все равно никак не смогут понять его… Может, если они увидят жутчайшие в своей пронзительности и глубине глаза юнца, то поменяют свое мнение?