Как же у меня так вышло, задумываюсь я, возясь с кнопками, что практически в один миг я превратилась из одинокой женщины — в женщину, избалованную мужским вниманием? И тем временем — я все равно продолжаю чувствовать себя одинокой.

* * *

— Что там насчет Марты? — решительно спрашиваю я, следуя старому правилу, что хорошая атака лучше самой лучшей обороны. — Пока ты путешествовал за границей, ты успел разобраться, как ты к ней относишься?

Мы с Джерри сидим за столом в моей столовой, здесь всегда происходят самые серьезные разговоры в моем доме. Поскольку гостиная отведена для легкой болтовни, спальня посвящена немногословным любовным отношениям, а узенькая кухня годится только для приготовления напитков, которые способствуют событиям, происходящим в других комнатах.

— Да… ничего с Мартой не вышло, — отвечает Джерри, лицо которого раскраснелось или от эмоций, или от горячего чая, или от того и другого вместе.

— Но я не понимаю. Как это не вышло, тебя ведь не было в стране? И ты еще не успел с ней повидаться после возвращения…

Джерри краснеет еще гуще.

— Понимаешь, я видел ее, там, за границей.

— В Барселоне?

— Нет. — Джерри морщится. — Барселону придумал Мел ради прикрытия. Я же был… в Норвегии, с Мартой. И с ее семьей. Мел считал, что ты откажешься взять Мерфи, если все узнаешь, вот и… Ну что я могу сказать? Я сдался и врал тебе, как последний подонок, Дана. Мне очень жаль.

Ему очень жаль! Сказать, что целая куча эмоций закружилась в моей голове, подобно зеркальному шару на дискотеке, — значит не сказать ничего, чтобы объяснить, как подействовали на меня слова Джерри. Цепь в моем мозгу закоротило, посыпались искры. Я мужественно пытаюсь оценить ситуацию. С одной стороны, хорошие новости: Джерри соврал мне по поводу всей его поездки вообще. С другой стороны, я постоянно врала ему тоже, преувеличивая глубину своих чувств. Тут есть и нечто положительное — у меня преимущество, потому что Джерри не знает, что я врала. Но тут снова плохие новости: мои отношения с Карлом. Который хоть еще и не присоединился к дискуссии, но — я уверена, что его появление окажется старшим козырем в сравнении с Мартой.

— Понятненько, — произношу я, когда становится ясно, что что-нибудь сказать все же придется. «Понятненько» говорят все обиженные женщины в «Фильмах недели» по телевизору, а я делаю вид, что их не смотрю. В тех самых, где Джудит Лайт или Валери Бертинелли, сами того не желая, узнают, что их мужья имеют еще жен или спят с дочерьми своих других жен, или подхватили СПИД от интимных отношений с сыновьями своих других жен, или… Или, как в моем случае, проведали, что их вынудили присматривать за собакой своего бывшего дружка из Нью-Йорка, в то время как он окучивал в Осло свою ледяную блондинистую норвежскую подружку. — Понятненько. Значит, ты все это время был в Осло с Мартой?

— Да, — с несчастным видом признается он. — Но поверь мне, никакого удовольствия я не получил.

Я киваю, как мне кажется, со спокойным достоинством, которому я научилась, наряду со многим другим, от Джудит Лайт и Валери Бертинелли.

— Выходит, твои взаимоотношения с Мартой не из тех, в которых ты «должен» находиться?

Джерри снова морщится, как я, впрочем, и ожидала.

— Я помню все, что я говорил тебе в прошлый раз в этой квартире. Включая и то, что я надеюсь на наше воссоединение, если с Мартой у меня не получится. Так вот — я до сих пор на это надеюсь. Когда ты перестанешь злиться на меня за вранье.

Теперь настал мой черед морщиться. Я доливаю в кружки чай.

— Ну, полагаю, что со временем я это переживу. — Ничего больше я сказать не могу, потому что до сих пор не понимаю, куда он ведет. Кроме того пункта назначения, куда бы мне хотелось попасть.

— Я надеюсь, что переживешь. Когда я был здесь в прошлый раз, ты сказала, что любишь меня. Хотя и не сумела объяснить, за что.

— Да, я помню, что я говорила. — Я резко встаю из-за стола, и голова начинает кружится. И продолжает кружится, когда Джерри тоже встает и нежно подходит ко мне.

— Хватит, Дана. Я сознался, что врал, я извинился. Мне действительно очень жаль. Хотя если бы я не провел это время с Мартой в Норвегии, я, возможно, не был бы так уверен в том, что говорю тебе сейчас. Так что ложь получилась во благо. Разумеется, если ты все еще считаешь это благом.

— Я… — Я уворачиваюсь от его объятий. Разве будет правильно, если я — чувствуя то, что я сейчас чувствую, то есть практически ничего — приглашу его в постель? Хотя, с другой стороны, что в этом такого неправильного? — Ты извини. Все это так неожиданно… Твое появление… и то, что ты говоришь… Возможно, нам сейчас больше не стоит разговаривать… Я бы хотела быть с тобой. Просто быть с тобой. Только, уф, дай мне минутку, ладно? Минутку, чтобы подумать.

Джерри слегка оторопел, и понять его можно. Но только на мгновение. Затем на лице появляется уверенность: до него дошло.

— Думается, тебе понадобится больше минуты. Дана, возможно, ты вовсе меня не любишь? И никогда не любила? Несмотря на то, что ты говорила во время нашей последней встречи?

— Господи, Джерри! Поимей совесть! Говорю же, дай мне минуту. У тебя с Мартой было в Норвегии несколько недель. А я тут тем временем… — Что — тем временем? Так и не сумев закончить предложение, я выскочила из комнаты.

В спальне я вижу, как с молчаливой укоризной мигает огонек на моем автоответчике. Карл? Но у меня нет желания слушать запись, по крайней мере, сейчас. Если честно, то сейчас мне вообще ничего не хочется.

Через мгновение в дверях появляется пестрая морда Мерфи. На ней слегка вопросительное выражение «третьего лица», не представляющего, что надо сделать, чтобы расчистить путь для истиной любви, которая в настоящий момент слегка «пошла по кочкам».

— И не смотри на меня так, — громким шепотом велю я ему. — Как будто ты не имеешь представления, что происходит. Тебе-то, как никому, известно, через что мне приходится проходить и почему!

* * *

— Дана, не стоит. — Джерри уже в моей спальне и, покачиваясь от усталости, расстегивает рубашку. Бедный Джерри! Под глазами у него черные круги, что вовсе не удивительно, учитывая все обстоятельства. Удивительно, что он вообще пока что