class="p1">Он, улыбаясь, повернулся к Лизе:

— Вот какой сегодня чудный день. Наш день. Надо быть совсем веселыми, совсем беспечными.

Лиза устраивалась на диване.

— Да. Совсем беспечными. Садись ко мне. Знаешь, сегодня день такой чудный, как тот, когда мы познакомились. Помнишь?

Он сел рядом с ней.

— Конечно помню. На тебе было белое платье, и волосы распущены, и глаза большие и голубые. Ты мне не очень понравилась, ты была слишком похожа на куклу. Мы играли в теннис, и мяч попал тебе в грудь, и ты вскрикнула. Я подумал: «Вот эту девчонку я полюблю» — и рассердился на себя.

Лиза улыбнулась.

Она вдруг поверила и в солнце, и в жаворонков за окном. Она чувствовала себя веселой и беспечной. Ничего не было, ни настоящего, ни будущего. Ничего, кроме счастливых детских воспоминаний.

— Это было в четверг, в сентябре, в Булонском лесу. Мне было двенадцать лет, — перебила она его. — Ты мне сразу понравился. Ты был такой серьезный. Я даже Колю стала уважать за то, что у него такие товарищи.

Но Андрею тоже хотелось говорить, показать, что и он ничего не забыл.

— Когда меня в первый раз пригласили к вам, я уже был влюблен в тебя.

Они сидели на диване, держась за руки, и говорили быстро, глядя друг другу в глаза.

— Мне показалось, что вы живете очень шикарно. Ты так по-светски поила меня шоколадом и занимала. Я очень смутился. И еще Джим чуть не укусил меня.

— Джим? Ты помнишь Джима?

— А помнишь, как я тебе сказал, что я тебя люблю?

Лиза подняла брови:

— Конечно помню. Это было, когда Линдберг прилетел, в мае, в субботу.

— Да, был такой ветер, и все говорили, что он сломает себе шею, что он сумасшедший. Мы не могли поехать в Бурже. У нас не было денег. Мы ходили вечером по бульварам. Ты ужасно беспокоилась. А когда стало известно, что он прилетел, помнишь, что творилось? Я тебе сказал: «Поздравляю вас, Лиза». Как все кричали, и мы тоже.

Лиза снова улыбнулась:

— Да, мы ужасно кричали.

— Я кричал: «Я вас люблю, Лиза», и ты услышала и ответила: «И я вас люблю, Андрей». Помнишь? И тогда мы в первый раз поцеловались. Помнишь?

— А на следующий день мы купили большой портрет Линдберга и прибили над моей кроватью, чтобы я всегда думала о тебе. Какие мы были глупые.

— Были? Разве мы и сейчас не такие же?

Лиза обняла его:

— Ну конечно. Мы и сейчас такие же. И я так же люблю тебя.

— А я люблю тебя еще больше, Лиза. Знаешь, я всегда любил тебя одну. Только иногда, как это тебе объяснить, иногда мне казалось, что я все это сам выдумал — и тебя, и свою любовь. Как будто тебя вовсе нет. Я смотрел на тебя и не видел, не слышал тебя. Ты не понимаешь?

Лиза сдвинула брови, соображая.

— Нет, не понимаю. Как это?

— Я теперь сам не понимаю. Но тогда это было часто. И несмотря на это, я очень ревновал тебя. — Он помолчал немного. — К «нему», — добавил он тихо.

Она покачала головой:

— Не надо об этом. Ты сам говорил, мы такие, как прежде, совсем беспечные, совсем веселые, совсем дети.

— Да, дети. Тебе двенадцать, мне четырнадцать лет, и мы играем в кругосветное путешествие.

Он снова оживился.

— Лиза. Мы в Китае. Как тебе нравится это рисовое поле?

Лиза огляделась.

— Очень нравится. Мне всюду нравится, где ты со мной. Только это рисовое поле следовало бы почистить — и вам, господин китаец, причесаться.

Она встала:

— А как же насчет завтрака? И китайцы есть хотят.

— Я сейчас. Дома только хлеб и сыр. А выходить, — судорога снова прошла по его щеке, — я бы не хотел.

Лиза перебила его:

— Тебе и не надо выходить. Я все куплю. Ты в это время накрой на стол. У меня деньги есть.

Андрей протянул ей пятьдесят франков:

— Вот, возьми еще. Это последние, но мне ведь теперь не надо.

Лиза захлопнула за собой дверь и быстро пошла по дорожке сада.

«Как холодно. Совсем не лето. И ни цветов, ни солнца».

Серое облачное небо низко спускалось над крышами домов.

На углу у самого забора стоял усатый человек в черном пальто и котелке. Он внимательно посмотрел на нее.

Ее руки похолодели.

«Нет, это ничего. Это прохожий, он гуляет. Почему бы ему и не гулять здесь?»

Она прошла мимо него, колени ее дрожали. Он, казалось, не заметил ее.

Но когда она вышла из магазина, он стоял перед витриной, с любопытством рассматривая банки консервов.

Тяжелый пакет оттягивал ей руку. Она боязливо оглянулась. Усатый человек в котелке медленно двинулся за ней.

Она, задыхаясь, вбежала по ступенькам и позвонила. Дверь сейчас же открылась.

— Так быстро, Лизочка? Ты запыхалась.

— Я хотела скорее домой, к тебе.

Андрей взял у нее пакет:

— Какой большой. Тебе было трудно нести?

Она все еще тяжело дышала.

— Нет, но я бежала. У нас так хорошо, на улице холодно, противно.

— Ты никого не встретила? — спросил он озабоченно.

Лиза сняла пальто.

— Никого. Или нет, дай подумать. Встретила. Одну кошку и двух грачей.

Андрей успел причесаться и переодеться в новый, незнакомый Лизе костюм.

Лиза оглядела его:

— Какой ты элегантный, Андрей. Ну, идем завтракать.

В столовой все было убрано и стол накрыт. Андрей развернул пакет.

— Хорошо, что ты так быстро вернулась, мне без тебя опять страшно стало.

Лиза погладила его волосы.

— Не надо, не надо, — заторопилась она. — Смотри, что я принесла.

Они сидели за столом, не рядом, а напротив, чтобы лучше видеть друг друга.

Лиза положила себе кусок курицы на тарелку.

— Я никогда не ела такой вкусной курицы.

Она подняла стакан.

— Я никогда не пила такого вкусного вина.

— А я никогда не видел у тебя такой прелестной улыбки и таких прозрачных глаз.

Она засмеялась, тряся головой. Светлые волосы запрыгали вокруг ее лба.

— Это оттого, что я счастлива. — Она задумалась. — Знаешь, Андрей, я где-то читала, что Гёте в старости спросили, сколько времени он был счастлив за всю жизнь. Он ответил: «Семь минут». А я уже счастлива четыре часа, с той секунды, как я вошла к тебе утром. Это достаточно для целой жизни, это, может быть, даже слишком много.

Она вздохнула:

— Такое счастье трудно перенести. Слишком хорошо. Ведь ты тоже счастлив?

Он молча кивнул. Лицо его было повернуто к окну. Его темные глаза блестели, губы улыбались. Свет падал на его порозовевшие щеки. Ей казалось, что это