была рядом, поддерживала безумные затеи, утоляла его желания… И справлялась с этим, похоже, получше меня. Так кто виноват?

– А платье? Из окна махала в зеленом, спустилась в черном… Ты за ним в Аквелук моталась? – допытывался Диккинс.

– У тебя паранойя, Вейн.

– Огхарреешь с тобой! – профыркал он осуждающе. – Смотришь мимо, вся в мыслях своих. В плетениях, в проектах. Готова с кем угодно танцевать, лишь бы не со мной, – он поднял руки, «сдаваясь». – Я понял твой намек, Эв. Очень доступный и прозрачный даже для таких не-теоретиков, как я.

– Ну… Прости, – выдохнула вместо сотни слов, которые могли бы объяснить череду варховых совпадений.

Они были лишними. Хотя бы потому, что части «происшествий» я не могла объяснить даже себе. И разговоров я избегала, и спящей притворялась, и даже не поинтересовалась судьбой заявки, утонув в собственных неприятностях.

– Я ни гхарра не понимаю, крикетка, чего ты сама хочешь. Если ты мне хоть намек дашь, я буду и дальше терпеть… сколько надо… Я смогу.

– Не сможешь, – пожала плечами. – Сколько надо – не сможешь. Мне, может быть, очень много надо. Я пока сама не знаю, Вейн.

В порыве сентиментальности уткнулась щекой в его грудь – теплую, уютную, пахнущую… Диккинсом. Обычный запах, но до слез знакомый. Привычный. Как розовые рюши на детской кровати, как вкус супа, сваренного Долией… Как весь мир, уплывающий из-под ног.

Я судорожно вздохнула и растерла влагу, сочащуюся из глаз, по его рубашке.

– Крикетка, ты чего, ревешь, что ли? – Вейн прижал меня к себе. – Я кретин, я знаю. Тороплю, напираю… Вижу, что ты не готова. Слушай, ну давай потихоньку? Все будет, как сама захочешь. И когда. С Ди это просто помутнение, от обиды, ревности и пары коктейлей… Я же не мерзавец какой, Эв!

– Вейн, я… – отстранилась от него и вытерла тыльной стороной ладони мокрые веки. – Знаю, что не мерзавец. По большей части. Я не могу сейчас… вот это все.

«И не хочу».

У меня и без сердечных неурядиц проблем выше крыши. Вспомнить нерабочий и ненужный дар, попытку убийства, глупую затею сира Райса, морок, разгуливающий по коридорам, рабский брачный договор о всяких разных смыслах… Голова пухнет и вот-вот лопнет!

Мой удобный, средненький по всем фронтам и склонный к изменам Диккинс в эту круговерть уже никак не впихивался. Ни целиком, ни выдающимися частями.

– Если хочешь делать проект с Элодией, делай, – махнула рукой, понимая, что отрываю от себя этот кусок. Добровольно. Да, пока это непонятно, но пройдет время, и все встанет на свои места. – Нашу заявку не одобрят. Будет нечестно, если ты из-за меня пропустишь конференцию. И все остальное.

Сказанное ощущалось горьким, гадким на вкус, прожигало язык, но в то же время было правильным. Вейн был мне хорошим другом: подстраивался под нужды, под вкусы, терпел заморочки. И мне тоже хотелось быть хорошим другом для него.

Я развернулась и пошла, оставляя в варховом коридоре остатки своего стабильного мира. Прощаясь с ними мысленно, понимая, что никогда к этому не вернусь. Диккинс меня не останавливал: он все понял тоже.

***

Размазывая невидящий взгляд по серым стенам, я лениво стряхивала со щек вялотекущие слезы. Брела по коридорам крыльев-корпусов, пока не пришла в магистерский.

Не то чтобы я снова хотела глазеть на статую Имиры, но ноги сами меня к ней несли. Хотелось спросить у проданной богини, покровительницы юных девичьих сердец, какого Варха вокруг происходит. Хоть я и знала, что белокурая красавица, заточенная в мрамор и золото, мне не ответит.

– Ой… – по ощущениям, мой гудящий висок врезался в стену, хотя ее никак не могло оказаться на середине коридора.

– В последнее время вы разводите многовато сырости, мисс Ламберт. С вами такое часто? – поморщился Рэдхэйвен.

Судя по морщине на лбу, он в эту самую секунду отчаянно жалел, что не внес пункт о количестве слез в вархов контракт. Который мне определенно стоило бы почитать, да…

– Осень, – пожала плечом, переводя взгляд в окно. – Вы разве не должны быть на своем занятии?

– А вы разве не должны быть на моем? – открыл передо мной дверь кабинета Мюблиума и пропустил вперед.

– Выходит, мы оба прогуливаем? – с интересом на него покосилась. А для кого тогда Кили с Лети так старательно наряжались?

Рэдхэйвен сунул мне в ладонь черный платок, украшенный с краю золотой эмблемой. И плакать сразу расхотелось: этим я шмыгающий нос вытирать не буду.

В кабинете Мюблиума не было ни смущающих кроватей, ни тумбочек с разбросанными запонками… Одни шкафы да стеллажи. Так что я почувствовала себя увереннее. Не то что позапрошлой ночью, когда завалилась к хитанцу в спальню.

Рубашка на нем была застегнута и спрятана под темно-синим пиджаком, и меня почти ничто не отвлекало. Я прошлась по кабинету, огибая бедрами столы с возвышающимися на них стопками книг. Приблизилась к зашторенному окошку. Выглянула в щель, ощущая поясницей тяжелый взгляд.

Покрутилась у его стола и резко раздвинула шторы, напоминая и себе, и Рэдхэйвену, что сейчас утро, а не ночь. И я не россоха, а он не опасный дикий вирр, поймавший меня в ловушку. Но ощущение западни не пропало.

Глава 25

Глава 25

– Будете так пыхтеть – платье лопнет, – подметил хитанец, не делая и шага от двери. Его устраивало положение конвоира.

– К гхаррам платье. И вас к гхаррам. И контракт ваш… туда же… в линялую… – я все-таки шумно высморкалась в нарядный платок.

– При дворе вам лучше помалкивать.

– Раздражает, правда? – ухмыльнулась ожесточенно.

Больше гхарров богу гхарров! Я уже готова быть представленной Ее Величеству. Вывалю ей весь свой драгоценный словарный запас за полчаса.

– Еще как. Вы специально? Ну хоть на этот раз вы ревете из-за меня? – с надеждой уточнил Рэдхэйвен.

– Я оплакиваю свой мир, – с силой дунула носом в черную ткань, косясь на столичного сноба. – Тот, что должен быть без потрясений, приключений и всяческих неприятностей…

– И без меня.

– Вы главная неприятность, – покивала, шмыгая красным носом. – Я на брак с вами никогда не пойду. И в постель к вам не пойду. И даже на занятия ваши ходить не буду.

–