Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его голова запрокидывается, шея выгибается, живот напряжен, мышцы дрожат, и я чувствую жар его семени и пульсацию его члена. Он издает серию отрывистых стонов, один громче другого.
С тихим стоном он опускает подбородок, чтобы посмотреть на меня, и в его взгляде сквозит неподдельное удивление и что-то еще. Нечто нежное и мягкое, не те прилагательные, которые я обычно использую для его описания, но все же что-то искреннее.
Или вызванное наркотиками.
Он прижимается ко мне, хватая ртом воздух, пряча голову в изгибе моей шеи, а я обнимаю его одной рукой.
— Ты хорошо справился, Бром, — шепчу я ему. — И даже когда ты сверху, все равно такой красивый, когда кончаешь.
Он тяжело выдыхает, и я чувствую, как его сердце бьется рядом с моим.
Затем он поднимает голову, упираясь локтями по обе стороны от моих плеч, и обхватывает мое лицо ладонями. Он продолжает пристально смотреть на меня, просто смотрит до тех пор, пока я не чувствую это в своей душе.
— Что? — шепчу я, заглядывая в его ониксовые глаза, не желая разрушать очарование этого момента, который кажется глубоким и пронзительным, будто что-то настоящее пробивается сквозь туман.
— Любовь непроизвольна, — говорит он тихим и резким голосом. — Я люблю тебя, Икабод Крейн. Я люблю тебя против своей воли.
Я замираю, не в силах поверить собственным ушам.
— Дело не в наркотике, — продолжает он, проводя большим пальцем по моей губе, пока я смотрю на него, застыв на месте. — Я знаю, что ты собираешься это сказать. Чувства были и раньше. Были всегда. Я люблю тебя, потому что так оно и есть. Это происходит автоматически, как следующий вдох.
Мое сердце словно взлетает, колотясь о ребра.
— Ты бы предпочел не любить меня?
Он одаривает меня редкой, милой улыбкой.
— Было бы намного проще, — он наклоняется и целует меня в губы, его борода царапает мой подбородок. — Но уже все случилось.
***
Мы засыпаем в объятиях друг друга глубоким, блаженным сном, вызванным наркотиками и сексом, в котором мы оба так нуждались. К тому времени, когда я открываю глаза, серый свет снаружи уже освещает комнату. Если бы сегодня утром у меня были ранние занятия, я бы точно их пропустил.
— Доброе утро, — шепчу я Брому, который ворчит в подушку. — Кажется, ты пропустил свое первое занятие. Мы проспали.
— Кого это волнует? — он ворчит. — Все это не важно.
В этом он прав.
— Справедливое замечание, — говорю я, убирая с себя его руку, встаю на ноги и потягиваюсь. — Но сейчас нам нужно соблюдать приличия.
Я подхожу к окну, разминаю шею, пытаясь проснуться, и замираю.
У меня волосы встают дыбом.
На столе, поверх разорванной белой ткани, лежит еще одна мертвая змея в форме буквы «S», в которую воткнуты швейные иглы.
На этот раз нет ни слов, ни предупреждения, написанного кровью.
Но под змеей, как и на эмблеме института Сонной Лощины, лежит длинный ключ.
Глава 26
Кэт
— Ты готова? — спрашивает меня Бром, подводя Сорвиголову к тому месту, где я сижу верхом на Подснежнице.
Я поглаживаю ожерелье, которое надежно спрятала в маленьком кармашке на платье, и киваю.
— Как всегда.
Последние несколько дней я носила кулон с крестом и луной на шее, веря в то, что Фамке сказала о его защите, но поскольку она взяла на себя труд незаметно передать его мне в пирожном, я решила, что лучше оставить его при себе, но не на виду. Не хочу, чтобы Фамке страдала, если моя мама увидит это.
— Возвращайтесь, как только закончите, — рявкает на нас Крейн, прислонившись к двери конюшни. — Вернитесь сюда до наступления темноты.
Я закатываю глаза, в то время как Бром поворачивается в седле лицом к Крейну.
— Хорошо, папочка.
Я смеюсь. Взволнованное выражение лица Крейна просто бесценно.
— Я тебя выпорю за это, красавчик, — рычит Крейн. — Тебя тоже, Кэт.
— Я даже ничего не сказала! — протестую я.
— А я и не говорил, что ты заслужила, — говорит он.
Я качаю головой. У него всегда есть повод применить линейку.
Затем я уговариваю Подснежницу последовать за Сорвиголовой по дорожке и пройти через центральный двор. Для субботы здесь ужасно тихо, в кампусе ни души, несмотря на теплую погоду и серые облака.
Но, похоже, за последнюю неделю, после смерти Лотты и констебля, все изменилось. В кабинетах тихо, ученики, похоже, замкнулись в себе. Некоторые из них выглядят такими же больными, как мисс Чой, изможденными и бледными, с потемневшими глазами и синяками, и я задаюсь вопросом, заразна ли ее болезнь (если это можно так назвать). И только половина учеников приходят на занятия.
На днях я высказал это Крейну и Брому, и, конечно, Крейн считает, что все это как-то связано. Возможно, он прав, хотя мы не можем понять, почему все так происходит. Но они были окутаны еще большей тайной — кто-то оставил мертвую змею и ключ на столе Крейна посреди ночи. И мы провели последние несколько дней, безрезультатно примеряя его к каждой двери, с которой сталкивались.
— Я правда надеюсь, что мои… — начинает Бром, когда ворота распахиваются, чтобы пропустить нас. Он замолкает, когда мы проходим через защиту, у меня в ушах звенит, пока, наконец, все не стихает. — Мои родители, — продолжает он, качая головой, — за неимением лучшего слова, не придут на ужин.
— За неимением лучшего слова? — спрашиваю.
Он бросает на меня холодный взгляд, пока мы едем бок о бок по тропе. Мы немного рановато вышли, так что нет смысла торопиться.
— Они не те, за кого себя выдают, — говорит он как ни в чем не бывало. — Они вовсе не мои родители. Сестра Софи сказала тебе, что я ее родственник.
— Но это не значит, что они не твои родители, —
