Мы пошли в телефонную будку. Мама позвонила мистеру Холту. Он узнал, что она возит с собой несовершеннолетнего пассажира (меня), и потребовал объяснений.

– Это моя дочь Лиззи, – сказала мама.

– Одиннадцать с половиной, – сказала мама.

– Сегодня не пошла, – сказала мама.

– Она не больна, она просто несчастна, – сказала мама.

– Хорошо. Да, хорошо, я так и сделаю. Да. Я так и сделаю. Понимаю, да, – сказала мама и повесила трубку.

И пока они развозили оставшиеся полотенца, я сидела в «Бруччани» на Чёрч-гейт (совсем рядом с ювелирным магазином, где близняшкам Лонглейди прокололи уши), и пила горячий шоколад с пенкой, и ела булочки, и читала книгу, пока они не закончили работу и не приехали за мной.

У ворот автопарка нас встретила мисс Келлогг, которая сказала, что поможет Дино разгрузить фургон и так далее, а мне лучше не показываться. Маме она велела идти в офис мистера Холта.

По дороге домой я спросила маму, как все прошло с мистером Холтом.

– Он просто жалкий старый ублюдок, – сказала мама.

– Он тебя отчитал? – спросила я.

– Конечно. Господи, как я его ненавижу, – сказала мама, – это просто кошмар, черт бы его побрал.

Тогда мне пришло в голову, что мистера Холта можно включить в Список мужчин, но, поразмыслив, я решила, что в этом случае граница между любовью и ненавистью непреодолима, потому я даже не вынесла этот вопрос на обсуждение.

И пусть мистер Холт был кошмаром, а день мой в фургоне закончился неожиданно, но почувствовала я себя гораздо лучше. Я уже не так переживала из-за того, что мамы никогда нет дома, что наша одежда попахивает. Прачечная «Подснежник» меня взбодрила, и я не могла дождаться, когда Крошка Джек и сестра в свою очередь проедутся по маршруту и им тоже станет лучше.

А потом Глоксиния сдохла и ее продали на запчасти мастеру, который ремонтировал старые «мерседесы», и еще много недель люди спрашивали: «А где ваш красивый старый “мерс”?» – и мама отвечала: «Живет в потомках».

Маме нужно было купить новую машину, дешевую и надежную, и мама воспользовалась советом мисс Келлогг, заместительницы управляющего прачечной «Подснежник». Мисс Келлогг знала человека, который продавал подержанные, но надежные семейные автомобили, вот так к нам попал «хиллман хаски» из «Надежных автомобилей Рэя», который, безусловно, был дешевым, но, как оказалось, не особо надежным и учинил нам бесконечные проблемы на дорогах, потому что постоянно глох, не слушался руля, не тормозил и т. д.

Мисс Келлогг, чувствуя себя ответственной за ненадежность «хаски», замолвила словечко мистеру Холту, и маме в виде исключения разрешили по брать пятницам прачечный фургон и пользоваться им все выходные. Обычно такое не практиковалось, но тут руководство решило закрыть глаза, с учетом того, что их ключевой сотрудник мисс Келлогг дала плохой совет. И мама по пятницам подбрасывала своего помощника Дино домой, а потом ехала к нам на Софи (так она назвала свой прачечный фургон). Правда, из-за этого понедельник им с Дино приходилось начинать с разгрузки и выгрузки белья. И все же это было лучше, чем полагаться на непредсказуемого «хиллмана хаски».

Нам нравилось, когда у нашего дома был припаркован фургон «лейланд» по имени Софи, регистрационный номер SOY 731F, с нарисованными сбоку подснежниками: он четко указывал, что мы – часть приличной компании.

Как-то в субботу утром мама вдруг сказала, что ей нужно кое-куда сгонять и не хочет ли кто-нибудь поехать с ней. Поехал Крошка Джек, который уселся рядом с мамой на место помощника.

Через час они вернулись, и мы не могли поверить своим глазам.

Оба подстриглись и стали не похожи на самих себя. Джек подстригся «под ежик» и после всех этих лет с торчащими кудряшками и челкой, которая лезла ему в глаза, выглядел новым человеком. Он походил на Экшн-мена. Мама обрезала волосы по плечи, ровной линией, как будто бы топором. Они казались почему-то более темными, а с обрезанной челкой стали видны глаза и брови. Мама походила на очень занятую девушку с ранчо.

Они стояли перед нами, позволяя себя разглядывать.

– Это Джеральдо так вас подстриг? – спросила я.

– Я сейчас не могу позволить себе Джеральдо, – сказала мама, – мы пошли к Тони «Дюрексу».

Тони из соседней деревни стриг волосы в грязной комнатушке рядом с носочной фабрикой и продавал презервативы и сигареты, на стене у него висело изображение получеловека-полулошади, и, по слухам, на его теле красовалась татуировка, нарушающая все правила приличия. Крошка Джек заявил, что Тони «Дюрекс» дал ему покурить сигарету, пока стриг его машинкой. Но мама сказала, что это был леденец.

В субботу после полудня мы решили поехать в поля возле Уистоу, чтобы Дебби могла толком побегать. С тех пор как мы лишились собственного поля, Дебби почти никогда не удавалась побегать, таскаться по тротуарам на поводке она терпеть не могла, а без поводка имела склонность уматывать в самоволку.

К этому времени мама вполне прижилась в прачечной «Подснежник». Она не выносила свою работу, ранние подъемы и начальника-самодура, но выглядела вовсе не такой несчастной, как прежде.

– У тебя хорошее настроение, – заметила сестра.

– Это правда, – согласилась мама, и я внимательно на нее посмотрела.

Она вела борьбу с таблетками, и с тягой к ним, и с несчастностью, что одолевала ее без них, и с помощью доктора Гёрли уже случались дни, когда мама чувствовала себя сносно с минимумом таблеток. И в Лондоне мы с сестрой уже не были много месяцев.

Часа в четыре мы залезли в фургон «Подснежника», прихватив пакет миндаля и несколько бутылок колы. Сестра села на место маминого помощника, а Дебби легла у нее в ногах. Мы с Джеком устроились на тюках с грязным бельем, а мама села на высокое водительское место.

Честно скажу, по дороге в поля Уистоу я пережила едва ли не лучшие пятнадцать минут в своей жизни. Большой неуклюжий фургон с рычащим мотором – максимальная скорость не превышала 35 миль в час – каким-то образом объединил нашу маленькую семью (плюс Дебби). Мамина левая рука, обнаженная по плечо, ворочала массивный рычаг переключения передач, ее босые ноги управляли педалями, Джорджи Фейм пел «Я скажу да, да, да», а мы с Джеком подпрыгивали на грудах влажных, пахнущих мылом полотенец из семнадцати пабов, которые мама в пятницу положила в сетки.

Мы были счастливы, все мы, и когда машина свернула на поле возле Уистоу и воткнулась в ограждение для скота, я хотела, чтобы мы все ехали и ехали не останавливаясь, а в итоге приехали в какое-нибудь место получше, вроде Америки, где люди спрашивали бы нас, как наши дела, только поближе Америки. Но машина остановилась, мы вывалились из нее и для начала поносились туда-сюда.

Мама не выключила «Грюндик», и сестра поставила кассету с песнями из хит-парада, которую она сама записала, и вдруг заиграли The New Seekers, которых мы обычно терпеть не могли, но на этот раз стали им подпевать.