Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Позвольте-ка я кое-что перепроверю. – Профессор снова закружил по кабинету, скользнул в носках к шкафу и достал картину без рамы подходящей величины. На ней милая маленькая собачка играла с мячом. Неподходящее изображение для музея такого типа и вообще для какого-либо музея. Кто-то просто вырезал фотографию из журнала. Проследив за взглядом Моны, Копролит прочистил горло.
– Это из моей личной коллекции, – сказал он, гордо выпятив грудь.
– Мм?
– Это из выпуска «Хвостов и лапок». 1997 год, номер 23. Не то чтобы мой любимый, но… – Он откашлялся. – Я помещу его в раму, оно тоже может считаться произведением искусства, чтобы на него перекинулось проклятие, если оно наложено на раму, а… если возникнут какие-то проблемы, у меня еще четыре экземпляра двадцать третьего выпуска. Эту потерю можно будет пережить. – Он помахал перед лицом Моны вырезанным плакатом из журнала о животных, затем положил его на стол и потянулся к каркасу. Мона не была уверена, что хлопковые перчатки действительно помогают против проклятий или заколдованных рам, но профессор ведь эксперт – он должен знать. В конце концов, он занимался Сонотепом и… Мону вдруг бросило в жар. Папье-маше в виде ангелов из остатков распятия в качестве защиты от демонов. Это бы рассмешило, наверное, даже Бальтазара. Профессор Копролит не в состоянии даже подобрать два одинаковых носка, не говоря уже о том, чтобы идентифицировать проклятие на мумии. Она тут же сделала шаг назад от стола.
Однако, к ее удивлению, ничего не произошло, когда маленький черно-белый щенок с высунутым языком оказался в рамке и превратил ценное золотое украшение в дешевую пустышку.
– Трудно… – проворчал Копролит. – Я… принесу тавматургический усилитель. – В следующий момент он опять метнулся из кабинета в свою мастерскую и начал шумно рыться во всех шкафчиках. Мона не шевелилась и обменялась с Бербель долгим взглядом, который крутящиеся глаза сделали еще более выразительным. Скелетиха видела растрепанного старичка насквозь. Благодаря спутанности его сознания ей позволялось свободно ходить. И ни одну из них не удивляло, что он застрял в своей мастерской и продолжал шуметь, копаясь в ящиках и шкафах.
Повисла очень многозначительная тишина, во время которой Бербель возилась со своими накладными ногтями, а Мона мечтала о конце рабочего дня. Сегодня вечером покажут новую серию ее любимого сериала – и, хотя речь в нем шла о катастрофах, ведьмах, демонах и даже ангелах, он все равно прекрасно отвлекал ее от собственной жизни. К тому же дьявол в том выдуманном мире определенно был на стороне хороших парней, пусть и постоянно ссорился со своими растениями. Образ, который никак не согласовывался с Бальтазаром.
Чем больше повседневных действий, привычек и выражений она в нем замечала, тем больше росло ее смятение. Однажды он уплетал еду навынос из China Inn, когда Мона призвала его по незапланированному экстренному вызову – порвались пакеты с покупками. При мысли о том, что он заказывает такой дешевый перекус в уличном киоске, она вздохнула. В последнее время она поразительно часто о нем думала, и от этого живот у нее болел сильнее, чем от проклятой рамы. Хотя это больше походило на бабочек в животе. Очень упрямых бабочек. Еще один вздох, Бербель взмахнула ресницами и наградила ее долгим взглядом. Она была непобедима в «Кто первый моргнет, тот проиграл!». И Мона почувствовала, как сама по себе открывает рот, чтобы начать неловкий разговор.
– Кстати, а ты… разбираешься в демонах?
Будь у скелетихи брови, она бы их подняла. А так ей оставалось лишь вопросительно наклонить голову к плечу.
– Потому что… из-за де… из-за него, ну, ты знаешь.
Кивок, у Бербель тихо скрипнули шейные позвонки.
– Он кажется очень… милым. Несмотря на то, что он демон. И ты тоже очень милая, хотя о проклятых существах ведь часто слышишь только в страшилках. Абсолютно несправедливо, как я теперь понимаю. Даже сатанинские гобелены всегда вежливо здороваются. Я просто спрашиваю себя… – к своему собственному удивлению, бормотала она. Не дающая ей покоя мысль смела все тревоги относительно воющей картины. Бербель опять загремела костями, ее лопатки приподнялись, она прикрыла рот ладонью – однозначно хихикала. А потом ткнула Мону в бок.
– Знаешь, по-моему, я ему нравлюсь. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Костлявые пальцы переплелись, широко распахнутые глаза и трепещущие ресницы выражали умиление. Мона ощутила, что краснеет из-за реакции Бербель. Она уже набрала воздуха в легкие для необдуманного предложения о симпатии, отношениях между сверхъестественными существами – вещах, в которых она совершенно не нуждалась, – как вдруг послышалось хныканье. Нет, больше похоже на скулеж.
Они обе тут же шагнули к картине и склонились над ней. Голова Моны и череп Бербель издали глухой звук, когда столкнулись, – обе схватились за лбы. Еще недавно очаровательный щенок, который радостно кувыркался в траве и лучился от счастья в лучах летнего солнца, теперь словно извивался от боли. Его мордочка исказилась, а по меху катились крупные слезы. Но потом скулеж опять стих.
– В самом деле странно. Это правда рамка? – вслух рассуждала Мона, продолжая потирать лоб. Бербель тем временем убежала в мастерскую профессора и приволокла старого мужчину в пыли и опилках обратно в кабинет.
– Прошу прощения, но это что-то… Эй, осторожнее, мое бедро! – выругался он, после чего растерянно застыл посреди комнаты. – А вы двое, что здесь делаете?
Увидев грозное закатывание дрожащих глаз Бербель, профессор виновато поморщился.
– Что ж… ах вот как… эмм… там… было…
– Картина, собака, рамка? – прошипела Мона и указала на щенка в золотой раме.
– А, двадцать третий выпуск, нет, его я помню. Чудесное фото.
Потребовалось много объяснений и несколько внутренних нервных срывов Бербель, шарады действовали на профессора еще меньше, чем физика элементарных частиц на плоскоземельца. В итоге им удалось снова ввести Копролита в курс дела, и он действительно предложил провести ряд эффективных тестов, с которыми Мона даже могла справиться.
Вставить картину. Подождать. Поменять. Повесить. Подождать. Поменять. Сменить коридор. Борису пришлось один раз дотронуться до рамки. Бену – натрясти на нее своей шерсти. В общем и целом ни одна из их невероятных попыток не дала никакого эффекта – только закономерность.