Олдер при желании мог бы предложить сотнику то, что он просил: последние лет пять денег у него благодаря доставшимся от тестя имениям и непрекращающимся милостям Владыки стало намного больше, чем он мог бы потратить. Да и среди амэнской знати Олдер прослыл редкостным сумасбродом ещё со дня своей женитьбы на Ириалане — подобная, исходящая от него прихоть никого бы не удивила, да только сам тысячник не видел в ней нужды. С конями ему никогда не везло — то во время боя рысаку Олдера подрубали ноги, то арбалетный болт впивался очередному коню в шею, то избранная лошадь оказывалась просто слишком пугливой или упрямой…

Так или иначе, кони под тысячником менялись с завидным постоянством — Олдер даже клички им перестал давать, а потому не видел смысла в покупке Ветра, который, попав к нему в руки, всё равно долго не проживёт… Но вот почему Ромигар ни с того ни с сего изменил собственным пристрастиям, было действительно непонятно. Олдер чуть придержал своего рыжего, с чёрными гривою и хвостом жеребца и, дождавшись, когда Ромигар сравняется с ним, спросил:

— Почему ты оставил Ветра в стане? Бережёшь от грядущей сечи?

Ромигар сумрачно посмотрел на своего главу и тяжело вздохнул:

— Доберёгся уже… Лучше б я его Алинту продал — больше проку было бы…

Услышавший такое откровение, Олдер внимательно прищурился:

— Что ж так?.. Охромел он внезапно, что ли?

Сотник помрачнел ещё больше:

— Не поверишь, глава, потерялся мой Ветер… Вечером сам его проведывал — лепёшкой с мёдом кормил, а сегодня утром обнаружилось, что Ветра в загоне нет… Я уже наказал конюших, да что толку…

Ромигар, издав очередной тяжёлый вздох, принялся расписывать, каким умницей и сокровищем был его Ветер, как его, лишившегося матери вскоре после рождения — кобыла, между прочим, была из конюшен самого Владыки, — отдали под присмотр хромого конюха — пленного крейговца и как он выкормил и воспитал такое диво…

Олдер же, услышав про конюха, лишь тихо хмыкнул и, заметив, что сейчас не время жалеть о потерях, послал своего коня вперёд: внутри у него всё больше крепла уверенность, что на любимце Ромигара теперь разъезжает пресловутая лесовичка…

Зловещие и непроходимые топи встретили амэнцев яркой зеленью и россыпью цветов: залитая золотистыми лучами, необъятная, покрытая густой травой луговина радовала взгляд и веселила сердце одним своим видом. И лишь редкие оконца смолянисто-чёрной воды да тонкие и кривые деревца, не имеющие достаточной опоры для корней, намекали на то, что под весёлым, пестрящим цветами ковром таится жадная, вязкая топь…

Повинуясь короткому взмаху руки Олдера, следующие за ним воины замерли на своих местах, а Антар спешился и подошёл к краю болота: теперь пришло его время… Чующий посмотрел на солнце, на болото и, низко поклонившись на все четыре стороны, пошёл вперёд — под сапогами у него противно зачавкало, но Антар остановился лишь тогда, когда его ноги стали проваливаться по самые щиколотки, и, чуть помедлив, опустился на колени прямо в жидкую грязь…

Те, кто никогда не видел Чующего за работой, спокойно могли бы решить, что он пьян или сошёл с ума, да и что может прийти в голову, когда смотришь на слепо шарящего по грязи руками и непрестанно бормочущего себе под нос человека. Но никто из стоящих позади Олдера амэнцев даже не улыбнулся — они знали, что пожилой воин действует по приказу их главы, и понимали, что от его вороженья, неуловимого для человека, лишённого дара, зависят их собственные жизни…

Тоже спешившийся и теперь держащий своего коня под уздцы Олдер не только знал, но и чувствовал, что делает Антар: зовёт болотных хозяев, упрашивает, умасливает их, пытаясь найти ту единственную, хорошо скрытую тропу, которая может провести людей через смертоносные топи… Дикая сила привычно артачилась и упрямилась, ускользала из рук вместе с путеводной нитью. Пробегала неровной, хорошо заметной дрожью по обманчивой тверди, из-за чего поверхность болота казалась шкурой живого спящего зверя; вскипала в редких оконцах воды крупными пузырями, которые, лопаясь, распространяли вокруг себя тяжёлый, гнилостный запах…

Антар же ни на миг не прекращал своих попыток — он по-прежнему действовал мягко и терпеливо, не позволяя прорваться наружу копящемуся внутри усталому раздражению, которое может свести на нет все былые потуги. На лбу Чующего выступили крупные капли пота, дыхание стало тяжёлым, потом он вдруг замер, будто прислушиваясь к чему-то, и согласно кивнул. Затем вытащил из ножен идущий в паре к мечу гранёный кинжал и, закатав рукав, полоснул себя по руке. Кровь мгновенно хлынула из глубоко пореза, а Антар, отправив кинжал обратно, глубоко погрузил руки в болотную жижу — ещё через миг его плечи напряглись так, точно он, ухватив под толстым слоем грязи что-то невидимое и очень тяжёлое, теперь пытается это вытащить.

Всё это время не сводящий пристального взгляда со спины подчинённого Олдер в этот миг и сам уподобился натянутой струне: он знал, что кровь Чующих усмиряла порою даже самые капризные природные силы. С её помощью можно было возродить иссохший, ушедший глубоко под землю родник, сделать снова плодородным старое поле, вывести спрятанную в глубинах скалы горными духами жилу… Вот только лечить таким способом вряд ли выйдет, да и подобное вороженье имело силу лишь до тех пор, пока был жив отдавший свою кровь эмпат… Сами Чующие пользовались силой своей крови не часто: для них это было тяжело и восстанавливались они после такого долго и трудно.

Антар напрягся ещё больше — его руки ушли в грязь едва ли не по локоть, спина выгнулась колесом, в тяжёлом, шумном дыхании явно слышался надсадный хрип… Но болото приняло жертву, и Олдер почувствовал, как успокаивается вокруг накормленная кровью эмпата сила, как вытягивается, выравнивается перед ним скрытая водою и грязью, но уже ощутимая тропа… И всё бы хорошо, но Антар тратит сейчас уже последние крохи отпущенных ему сил — ещё немного, и пожилой Чующий надорвётся, сломается, точно старое дерево. Он, конечно, не умрёт, но тяжело захворает, а то и вовсе утратит данный ему при рождении дар…

Бросив узду одному из стоящих позади него воинов, Олдер решительно шагнул вперёд и, оказавшись позади Антара, тоже опустился на колени, немало не заботясь о том, что его дорогой тёмно-вишнёвый плащ главы окажется измазан липкой грязью, и положил руки на плечи Антара.

— Пей!

С губ Антара сорвался хриплый, протестующий стон, но покорная колдуну сила уже вливалась в него, смешиваясь с почти оскудевшими токами… Повинуясь неслышному приказу главы, Антар вновь сосредоточился на своём ворожении, и ещё через несколько минут невидимая тропа, дрогнув в последний раз, покорно легла перед ними, перестав быть маревом…

Олдер поднялся с колен — голова чуть заметно кружилась, но он знал, что это вскоре пройдёт… Тысячник жадно втянул ноздрями воздух и, посмотрев на по-прежнему сидящего в болотной жиже Антара, протянул ему руку. Улыбнулся лукаво:

— Вставай уже, десятник… Или ты теперь ещё и болотницу решил дождаться?

Антар наконец-то поднял голову — посмотрел на Олдера, потом перевёл взгляд на свои покрытые толстым слоем грязи руки… И медленно, с трудом встал, так и не посмев прикоснуться к протянутой ему ладони колдуна.