— Да вы, никак, отцы проповедники?

   — Мы надеемся стяжать вечнозеленые лавры адептов, коими, как нам известно, увенчан его величество император Рудольф. Этой высшей для смертных награды мы и добиваемся.

   — Это у кого же вы ее добиваетесь? — поддразнил император.

   — У Ангела, который наставляет нас.

   — Что еще за Ангел?

   — Ангел... Западных врат.

Опустив веки, Рудольф погасил свой мерцающий призрачный взгляд:

   — Чему же наставляет вас сей Ангел?

   — Алхимии двух начал: трансмутации тленного в нетленное. Путь пророка Илии.

   — Вы что, как этот старый еврей, собрались вознестись на небо в огненной колеснице? Один субъект мне это уже однажды пытался продемонстрировать. При этом он, правда, свернул себе шею.

   — Подобные жонглерские фокусы не по нашей части, ваше величество. Ангел учит нас прижизненной алхимизации плоти, так чтобы тело пребывало нетленным и за гробовым порогом. И я могу доказать это, призвав в свидетели адептат вашего императорского величества.

   — И это все, что вы можете? — Император, казалось, засыпал.

Келли встрепенулся:

— Мы можем еще многое. Пудра, которой мы обладаем, тингирует любой металл...

Император резко его оборвал:

   — Доказательства! Келли извлек свой кошель.

   — Приказывайте, всемогущий, я готов.

— Сдается мне, ты и в самом деле малый не промах! По крайней мере, у тебя на плечах голова, в отличие от твоего компаньона! — И император кивнул в мою сторону.

От такого оскорбления я едва не задохнулся. Император Рудольф не является адептом! Он хочет увидеть приготовление золота! А лицезрение Ангела и его свидетельства, тайна пресуществления бренной плоти ему глубоко чужды! Или это насмешка? Быть может, он идет путем левой руки?..

Но тут император добавил:

— Тот, кто на моих глазах превратит неблагородный металл в благородный, может потом болтать о чем угодно, даже об ангелах. Прожектер же не нужен ни Богу, ни дьяволу!

Сам не знаю почему, но эти слова меня укололи еще больнее. Император резко вскочил, чего было трудно ожидать, глядя на его изможденную старческую фигуру. Шея вытянулась вперед. Голова коршуна, словно в поисках добычи, дернулась в одну сторону, в другую, потом кивнула на стену.

Внезапно открылась драпированная ковром потайная дверь.

Мгновение спустя мы стояли в святая святых императора Рудольфа: лаборатория маленькая, но оборудована хорошо и со знанием дела. И вот уже угли раскалены, тигель ждет... Все остальное подготовлено так же быстро и умело. Император сам, своей опытной рукой ассистирует в качестве лаборанта. Любая попытка помочь тут же пресекается его грозным ворчаньем. Подозрительность его беспредельна. Любой, самый прожженный мистификатор тут пришел бы в отчаянье. Всякая возможность каких-либо шулерских кунштюков в присутствии августейшего адепта просто исключена. Из-под потайной двери доносится приглушенный лязг железа. Так, смерть уже на страже... Судебный процесс, который вершит Рудольф над заезжими суфлерами, рискнувшими морочить ему голову, более чем краток.

Келли становится белым как мел, руки дрожат, взгляд беспомощно цепляется за меня... Я читаю в нем как в открытой книге: а что, если пудра вдруг откажет? Панический ужас бродяги, попавшего в капкан на золотую приманку...

Свинец в тигле уже шипит... Келли, ни жив ни мертв, развинчивает шар. Император настороженно следит за каждым его движением. Властно протягивает руку... Келли медлит... Удар орлиного клюва настигает его:

— Успокойся, бродяжка, я не вор, торговцев вразнос не граблю!

Долго, чрезвычайно тщательно Рудольф исследует сероватую пудру. Ироническая гримаса медленно сползает с его лица. Пухлая нижняя губа падает чуть не на подбородок. Голова коршуна задумчиво склоняется набок.

Келли, затаив дыхание, старательно — дрожащие пальцы не слушаются — отмеряет дозу. Император ассистирует подчеркнуто четко и беспристрастно, как послушный лаборант: все условия должны быть соблюдены, чтобы не было потом отговорок...

Свинец расплавлен... Пора... Рудольф тактирует сам. Проекция исполнена мастерски — металл начинает кипеть... Император погружает оплодотворенную «матрицу» в холодную водяную ванну. Закатав рукав, собственноручно достает из купели плод и поднимает слиток на свет: нежное мерцание чистейшего новорожденного серебра...

Знойное полуденное солнце сияет над парком, через который, радостные, словно слегка под хмельком, проезжаем мы — Келли и я. Келли позвякивает серебряной цепью, пожалованной ему императором. Накидывая ее на преданно склоненную шею, Рудольф многозначительно произнес: «Серебро к серебру, золото к золоту, господин магистр балаганных наук. Не знаю, откуда у вас пудра, в следующий раз посмотрим, сумеете ли вы ее приготовить. И помни: корона для адептов, а цепи... всегда только цепи!»

С таким напутствием, в котором угроза прозвучала весьма недвусмысленно, мы и были отпущены из Бельведера; на сей раз нам не пришлось сводить знакомство с лязгающими железом заплечных дел мастерами.

Из окна уютной квартирки, которую я занимаю с женой и ребенком в доме господина Гаека на Старомесгском рынке, открывается прекрасный вид на широкую площадь; справа — причудливо зазубренные шпили Тынского храма, слева — нарядная ратуша, оплот строптивого пражского бюргерства. Целый день здесь снуют императорские посыльные. Если они одеты в сукно и бархат, значит, их господин в градчанском гнезде нуждается в деньгах — заимообразно, под большие проценты. Если же они при оружии, значит, хищник вознамерился взять свое силой и лучше отдать добром. Деньги — это единственное, что связывает Габсбургов и Богемию.

Приближается странная кавалькада: разодетый в шелка вельможа — и закованные в сталь стражники. Какие невзгоды сулит это необычное сочетание бургомистру? Но что это? Почему всадники не сворачивают к широким воротам ратуши? Они едут через площадь прямо к дому господина Гаека!

Передо мной императорский посланец, тайный советник Курциус. Вот оно что! Речь идет о выдаче «доказательств», подтверждающих явление Ангела: протоколов и книги святого Дунстана! Я решительно отказываюсь:

   — Его величество отверг мои попытки завязать разговор об Ангеле. Он требовал доказательств наших возможностей в сугубо практической алхимии и хотел получить от меня рецепт магистерия. Надеюсь, его величество не изволит гневаться и отнесется с должным пониманием к тем причинам, кои вынуждают меня ответить отказом, ибо вот так, без всяких гарантий, без каких-либо обещаний, я не могу исполнить высочайшее желание.

   — Приказ императора! — звучит в ответ.

   — Сожалею, но я обязан поставить условия.

   — Приказ... Его величество добр, но... — Лязг оружия в каменной прихожей.

   — Прошу не забывать, что я британский подданный! Баронет английской короны! Верительные грамоты моей королевы переданы императору официально!

Тайный советник Курциус несколько поумерил свой пыл. Алебарды за дверью притихли. Жалкий торг. Каковы мои условия?

— Все зависит от исхода повторной аудиенции, о коей я осмелюсь просить его величество... Меня убедит только личное слово императора.

Тайный советник угрожает, блефует, заискивает... На карту поставлена его репутация. Он,