Столкнувшись со мной в галерее, он поднял меня и отнес в лазарет, а я лягалась и плакала. Затем я ждала, пока он обыскивал темную галерею, вооружившись длинной палкой из лазарета.

— Я никого не нашел, сестра Джоанна, — сказал он. — А теперь опишите мне в точности, что вы видели.

Я отрицательно покачала головой:

— Я никого не видела. Но слышала что-то похожее… на дыхание.

— И от кого оно исходило?

Я не могла ответить на этот вопрос. Теперь, находясь в лазарете под присмотром брата Эдмунда, я больше всего боялась, что он сочтет меня сумасшедшей.

— Сестра Джоанна?

Я не в силах была встретиться с ним взглядом.

— Мне казалось, что дышат сами стены. Словно монастырь… это живое существо.

Он не рассмеялся, не выказал никаких признаков тревоги.

— Как давно вы спали? — спросил он.

— Божьим слугам не требуется сон, — пробормотала я.

— Чтобы лучше служить Господу, нам нужно спать, есть и пить, — твердо заявил он. — Я знавал сильных мужчин, у которых начинались видения, когда их тело сильно ослабевало. А теперь я прошу вас полежать на тюфяке рядом с сестрой Винифред.

— Не здесь, — взволнованно сказала я.

— А где? В спальни мне вход закрыт, так что проводить вас я не могу, но не хочу, чтобы вы снова шли одна по территории монастыря. — Он подтолкнул меня к тюфяку. — Больше часа поспать все равно не удастся, но вам это необходимо. Ложитесь, сестра. Я разбужу вас к лаудам.

Брат Эдмунд был прав. Глаза мои закрывались. Я заснула уже через минуту после того, как легла. Однако успела подумать: «А почему брат Эдмунд так и не спросил у меня, зачем я вообще вышла из лазарета?» Но я тут же провалилась в сон, и мысль эта исчезла.

Брат Эдмунд, как и обещал, разбудил меня к лаудам. Колоколов я не слышала. Я проделала все, что полагается утром, но движения мои были усталыми и неловкими. Когда рассвело, я выглянула в кухонное окно и вздрогнула, увидев Джеффри Сковилла: он шел вдоль сарая, за ним следовал судья Кэмпион, показывая то туда, то сюда своей тростью.

Рядом со мной появилась сестра Агата.

— Они здесь уже много часов, — прошептала она. — Коронер встречался с леди Честер. Он снова допрашивает настоятельницу, после чего велено обязательно привести всех слуг, а потом эти люди составят заключение.

Мне, конечно, не хотелось видеть в ком-либо из слуг преступника, но я облегченно вздохнула: вероятно, подозрения с брата Эдмунда и брата Ричарда сняты.

— Это правда, что девушка на гобелене похожа на сестру Беатрис? — спросила я.

— Правда, — кивнула сестра Агата.

— А почему та покинула монастырь?

Сестра Агата оглянулась, чтобы убедиться, что нас никто не слышит, а потом рассказала мне историю сестры Беатрис. Будущая послушница была младшим ребенком в большой семье торговца. Через несколько месяцев после смерти отца мать отправила ее в Дартфорд.

— Она ни одного доброго слова не сказала о матери, — прошептала сестра Агата. — Они все время ссорились. Сестра Беатрис говорила мне, что мать у нее была женщиной на редкость бессердечной. Настоятельница Элизабет проявляла по отношению к сестре Беатрис просто ангельское терпение: она считала, что характер нельзя ломать, а нужно формировать. Эта послушница была красивой девушкой. И очень любила музыку.

Я улыбнулась:

— Судя по вашему описанию, с ней было приятно общаться.

Начальница послушниц между тем продолжала свой рассказ:

— Но вот приехали уполномоченные короля, и нам было очень неловко, когда она вдруг заявила, что хочет оставить монастырь. Мы все так удивились. Сестра Беатрис никогда не отличалась примерным поведением, но такого от нее никто не ожидал.

— И что произошло? Она так и уехала? Представляю, как встретила ее мать.

Сестра Агата задумалась на секунду.

— Насчет матери не знаю, — сказала она наконец. — Мы больше о ней никогда не слышали. — Моя собеседница выгнула шею, чтобы посмотреть в окно. — До вчерашнего дня.

Я закончила работу на кухне, потом пела в церкви и обедала вместе с остальными. Я пыталась вести себя так, будто ничего не случилось. Но весь день внутри меня нарастал отчаянный страх. Он еще усилился, когда я отправилась в лазарет и мне сказали, что брата Эдмунда снова вызвали на допрос в кабинет к настоятельнице. Сестра Винифред уже поднялась, но теперь в отчаянии ломала руки.

— Где он? — спрашивала она у сестры Рейчел. — Что ему нужно у настоятельницы? — Она была так слаба, что мы пока скрывали от нее убийство лорда Честера, хотя делать это становилось все сложнее.

Я взяла холодные ладони сестры Винифред в свои.

— Все будет хорошо, сестра. Не расстраивайтесь, прошу вас.

— Да-да, не расстраивайся понапрасну, сестренка! — раздался голос сзади.

— Ох, как мне тебя не хватало! — воскликнула сестра Винифред, бросаясь в объятия брата Эдмунда.

Он похлопал ее по спине и слегка приобнял, потом улыбнулся мне. Его большие карие глаза сияли спокойствием.

Я вздохнула с облегчением.

Успокоив сестру Винифред, он повернулся ко мне и сказал:

— Сестра Джоанна, я хочу показать вам кое-что.

Я пошла за ним к шкафу, в котором хранились лекарства. Брат Эдмунд вытащил из коробки горсть темных листьев и бросил их в кувшин. Наклонился над огнем и показал, как близко должен кувшин находиться к пламени.

— Важно, чтобы листья не загорелись, — сказал он.

Я подошла поближе, так близко, что почувствовала жар пламени на пальцах.

— Почему вы мне это показываете? — прошептала я. — У нее ведь, слава Богу, сейчас нет приступа.

— Сестра Джоанна, я хочу, чтобы вы внимательно все выслушали и запомнили.

— Но зачем? — повторила я. — Ведь вы сами даете сестре Винифред лекарства. Зачем мне знать все это?

Зазвонил церковный колокол, и я была вынуждена покинуть лазарет, так и не получив ответа. Вечер прошел без происшествий. На следующий день мы не видели никого из следователей. Казалось, что все подозрения с братьев и других обитателей монастыря сняты. Может быть, служители закона уже нашли убийцу лорда Честера, но еще просто не успели сообщить нам об этом.

После обеда я вернулась в лазарет, чтобы помочь брату Эдмунду ухаживать за больными. Сестра Рейчел хлопотала вокруг сестры Елены, которая до сих пор не пришла в себя. Я прочитала молитвы Розария с сестрой Винифред, брат Эдмунд тем временем готовил для нее компресс.

— Брат Эдмунд, скорее! — воскликнула вдруг сестра Рейчел.

Глаза сестры Елены были по-прежнему закрыты, но теперь она глубоко вздохнула. Из ее горла донесся страшный хрип: казалось, бедняжка не может набрать в грудь воздуха. Пальцы ее судорожно дергались. Брат Эдмунд открыл сестре Елене рот и вытащил язык. Потом принялся натирать ей руки каким-то снадобьем.