Как вспоминала Агнесса Ивановна, супруг устроил для гостей торжественный приём с танцами, не пожалев свежих овощей и фруктов из оранжерей Новосибирска. Такое радушие со стороны начальника управления должно было развеять нехорошие мысли Льва Миронова, чьи коллеги по центральному аппарату в большинстве своём уже парились на Лубянке как участники «ягодинского заговора». Но вскоре всю московскую делегацию арестовали, запихнули в столыпинский вагон и отправили в столицу.

Правда, здесь Миронов только ассистировал комиссару госбезопасности 1-го ранга В. А. Балицкому. Когда Л. Г. Миронов возвращался в Москву с группой подчинённых, он не знал, что 6 июня начальник УНКВД по Дальне-Восточному краю В. А. Балицкий получил шифровку из Москвы с приказом арестовать Миронова. Возможно, загодя предупреждённый Балицкий ехал вместе с ним, поскольку уже 7 июня отчитался об исполнении приказа. Вероятно, начальника союзной контрразведки «брали» именно в столице Запсибкрая. По крайней мере, Балицкий некоторое время пробыл в Новосибирске, где встретился — в присутствии С. Н. Миронова — с секретарём крайкома Эйхе и неосторожно затронул в разговоре острые политические темы. Надо полагать, Эйхе был в курсе относительно ареста Л. Г. Миронова и его команды.

Когда Сергей Миронов услышал жалобы члена ЦК Балицкого кандидату в члены Политбюро Эйхе на то, что арестованный Ягода говорит всё, что подсказывают следователи и «топит» без разбора правых и виноватых, он сильно насторожился. А Балицкий прямо заявил, что обстановка в органах НКВД сложилась такая, что арестовать могут каждого в любой момент и получить любые показания, так как в Лефортовской тюрьме узников избивают. Упомянул он с тревогой и о своём знакомстве с арестованным командармом И. Э. Якиром. В словах Балицкого прозвучало косвенное осуждение и нового наркома Ежова, дававшего санкции на многочисленные аресты чекистов.

Мироша совершенно не впечатлился словами Балицкого о пытках. Ведь в застенках УНКВД ЗСК под прямым давлением С. Н. Миронова и его подчинённых уже дали убийственные признания многие видные личности, включая руководителей СибВО. Высокие начальники в присутствии Миронова рискнули обсуждать крамолу высочайшего уровня, поэтому своевременное донесение об этом по «своей линии» могло вознести Миронова. И он, чуя поживу, тут же взялся за карандаш. Получив из Новосибирска материал на Балицкого, Ежов 19 июня немедленно приказал ему сдать дела и выехать в Москву, где в начале июля разоткровенничившийся чекист был арестован как «заговорщик». Возможно, что Роберт Эйхе (если он не просигнализировал о нелояльных словах Балицкого) оказался скомпрометированным перед Сталиным. Подозрительный вождь мог решить, что Эйхе согласился с Балицким…

Сергей Миронов, помогая Ежову и Сталину устранять ягодинцев, тоже как следует опасался тех, кто служил с ним рядом. Ведь и они могли получить соответствующий приказ из столицы. Однажды, играя на работе с Агнессой в бильярд, он увидел трёх чекистов, вошедших во двор управления, и застыл, побледнев, с кием в руках. Оказалось, это была просто смена караула… Миронов стал иногда делиться с женой своими сомнениями по поводу происходящего, чего прежде не позволял никогда [256]. Но его деятельность по-прежнему была направлена на поиск всё новых и новых «врагов народа».

Именно при Миронове несколько чекистов сочли за благо покончить с собой. Бытовая причина самоубийства просматривается в нескольких случаях. Например, с рядовым алтайским оперативником, носившим подходящую для чекиста фамилию Херов, который регулярно пил и мог застрелиться спьяну. Доведённый до отчаяния придирками начальника, застрелился секретарь Шипуновского райотдела НКВД Комаров — начальник райотдела М. С. Панкратьев получил в связи с этим три года заключения. Остальные три случая были связаны исключительно с политическими причинами.

…Около восьми часов вечера 31 июля 1937 г. в своём кабинете в здании управления НКВД застрелился один из видных новосибирских чекистов — заместитель начальника СПО Г. Д. Погодаев, активный проводник и организатор террора, которого Миронов как раз намечал на должность начальника Барнаульского оперсектора НКВД. Как рассказывала делопроизводитель СПО Мария Циунчик-Путинцева, последнюю неделю Погодаев вёл себя нервозно, ругал подчинённых, особенно оперативника из ведущего 1-го отделения, разрабатывавшего троцкистов и правых, М. Г. Кострюкова (дескать, «сопляк», который смеет возражать начальнику), подолгу сидел в своём кабинете с бывшим коллегой, а на тот момент замначальника Отдела охраны крайкома и крайисполкома А. Р. Горским. 31 июля Погодаев нервничал, ходил по кабинетам подчинённых, нигде не задерживаясь, и «очень сильно ругался на одного арестованного». Инспектор УНКВД Дмитрий Ивашин показал, что с 25 июля Погодаев нервничал и часто рассматривал своё личное оружие…

Никто в управлении не слышал выстрела из запертого кабинета. Встревожились только глубокой ночью — у чекистов самая горячая пора допросов, а куратора не видно. Сначала думали, что он уехал на дачу. Кабинет Погодаева вскрыли только в три часа ночи — по указанию заместителя начальника управления Ивана Мальцева, который накануне вечером дважды безуспешно вызывал Погодаева к себе. Восемь часов спустя состоялось экстренное партсобрание управления, на котором самоубийство Погодаева — с подачи Миронова — единогласно заклеймили как вражескую вылазку труса, испугавшегося неминуемого разоблачения. «Когда Погодаева взяли за горло, он застрелился», — заявил вскоре видный чекист Сергей Политов Аркадию Горскому.

О личности Георгия Погодаева известно не так уж и много. Он давно работал в ЧК-НКВД Сибири, но в 1930 г. совершил изнасилование и «за исключительно антиморальное поведение и пьянство» был арестован на 30 суток с возбуждением перед полпредством ОГПУ ходатайства о его увольнении без выходного пособия. В органах его всё же оставили, в партии восстановили… В результате чекист остепенился (редкий случай!), пил сравнительно мало и избегал каких-либо политических разговоров на вечеринках, хотя вообще отличался болтливостью и старался первым рассказать о каких-либо кадровых новостях, касавшихся перемещений, награждений и взысканий относительно его коллег. Он страдал сильной светобоязнью и всегда носил тёмно-синие очки. По словам Циунчик-Путинцевой, она и секретарь отдела Иван Павлов нередко читали Погодаеву документы, «так как он совершенно не мог иногда читать»[257]. Зато допрашивать этот чекист умел как мало кто.

Заслуги Погодаева стоит перечислить с помощью одной из официальных бумаг. В представлении к награждению высшим ведомственным отличием — знаком «Почётного работника ВЧК-ОГПУ» — значилось, что к июлю 37-го Георгий Дмитриевич добился превосходнейших результатов. Перечень достижений начинался с 1933 г., когда Погодаев активно участвовал в разоблачении «белогвардейского заговора». Помимо того, в 1933–1934 гг. он вскрыл несколько молодёжных террористических групп, включая группу Борисова, собиравшуюся устроить «покушение» на Сталина, а в 1935 г. «успешно провёл следствие по делу террористической группы, возглавляемой бывшим подпоручиком Абрамовым, ставившей задачей подготовку и совершение теракта над секретарём Запсибкрайкома т. Эйхе».