Верховный, жадно втянув в себя ароматные запахи и явно сглатывая слюну, сделал кислое выражение лица:

— Ветчина. Мне нельзя жирное, у меня язва, будь она неладна. Режим-с питания, стало быть. А чай, я вижу у тебя с чем, а то уж больно духмяный запах от него?

— С мелиссой. Будешь?

— Давай. Мелисса — она же лимонник дальневосточный, способствует успокоению нервной системы и расширяет сосуды головного мозга, — со знанием дела проговорил он как по писаному, подставляя пластиковый стаканчик, из стопки заранее выставленных на столе, ради такого случая.

— Откуда такие познания в ботанике? — с удивлением и даже уважением поинтересовался Начальник оперативного отдела.

— Мама, — с теплотой в голосе ответил ему Афанасьев, держа обеими руками наполненный стаканчик, обжигающего ладони через пластик напитка, — у меня всегда заваривает такой.

— Ага. Сколько ей сейчас?

— Восемьдесят шесть на той неделе исполнилось. К себе все зову, ей ведь уже одной-то трудновато, а она ни в какую не хочет из деревни в город.

— А что так? — участливо спросил Рудов.

— Батя, вишь, там похоронен. Говорит: «Больше полувека с ним прожили. Как же я его тут одного оставлю?!». Да и с Аглаей моей, они всегда не очень-то ладили, если честно, — разоткровенничался он вдруг.

Рудов, с набитым ртом лишь покивал головой, соглашаясь. Не обращая внимания на шум и беготню по залу, эти двое, будто не от мира сего, мирно вели беседу о своем и близком им обоим, и близких им людях, время от времени прихлебывая душистый чай. Незаметно, в зал вошли двое, Завьялов и Михайлов. Последний держал в руках два чемоданчика. Это были близнецы того, что был пристегнут цепочкой к руке каптри. Моряк, молча, вернул Афанасьеву его ключ, а Михайлов доложил, наклоняясь едва не к самому уху Верховного, потому что не хотел, видимо, кричать из-за шума в зале:

— Товарищ Верховный, ваше поручение выполнено. Чемоданчики доставлены. К сожалению, операторы, в чьем ведении оно находились, погибли.

— Максим, — обронил Завьялов, вклиниваясь в доклад адъютанта, — тот, что оказался в Склифе, умер на операционном столе от болевого шока, но чемоданчик так и не выпустил из рук, запрещая врачам давать общий наркоз, чтобы не потерять контроль над вверенным ему объектом охраны.

— Борис Борисыч, составьте приказ о присвоении погибшим операторам званий Героя России. А сейчас, берите тех же самых людей из лютиковской охраны и, не мешкая, езжайте в институт, Сдайте чемоданчики самому Шерстобитову в руки, под роспись. А вы, Павел Геннадьевич, — обратился он к Завьялову, — не сочтите за труд, переговорите по телефону с академиком, пусть встретит лично Бориса Борисыча. Мне, как видите — недосуг, что-то не хочется выслушивать сегодня площадную брань во второй раз. И ступайте отдыхать, вам уже пора сдавать смену.

— Да. Смена заканчивается через полчаса, — согласно кивнул тот и добавил чуть слышно, — хотя я думал, что она не закончится никогда. Но я еще успею проводить Борис Борисыча.

Рудов не вмешивался в разговор, вникая на ходу в суть дела, как это он всегда умел великолепно делать. Михайлов с Завьяловым удалились. Михайлов — выполнять распоряжение, а Завьялову не по чину было присутствовать на подобных заседаниях.

— Знаешь, Валера, — обратился он к Афанасьеву, — а я ведь поначалу тоже был не слишком доволен тем, что ты решился на всю страну признаться в своих делишках и заставить опубликовать подлинные декларации Совета. Считал, что честь мундира надо беречь, во что бы то ни стало. Тем более, сам ведь я тоже далеко не святой. Не хотелось ворошить свое исподнее перед людьми. А теперь вижу, что ты был прав. Как там, у Аграновича сказано, дай Бог памяти: «Кто проповедь прочесть желает людям, тот жрать не должен слаще, чем они».[173] Не знаю как там другие, что себе думают, а я решил по твоему примеру сдать все уворованное у государства. Моя, конечно разорется, ну да и х… бы с ним. Сын, думаю, поддержит. Или нет, как думаешь?

Афанасьев пожал плечами. Ему самому еще предстоял сегодня нелегкий разговор на эту тему. Однако, чисто из любопытства, поинтересовался:

— Что? Так много?

— Много, Василич, — зажмурился и помотал согласно головой Рудов.

— Я, в принципе, никого не заставляю… — начал Верховный.

— Не то говоришь, Василич. Просто мы с тобой находимся уже в таком возрасте, когда пора думать не о том, как бы поприличнее пожить, а о том, как бы поприличнее умереть, чтобы потомки не сморкались на наши могилы. Мне может тоже хочется оставить после себя большую статью в энциклопедии, а не пару дежурных строк?!

— Ага! И тебя проняло тщеславие?! — усмехнулся Афанасьев.

— Не все же тебе одному!

Объявленный получасовой перерыв подошел к концу. Афанасьев переключил на микрофоне тумблер громкой связи и постучал по мембране пальцем. Привлекая к себе внимание:

— Товарищи хунтеры, заговорщики и предатели, полчаса, отведенные вам для выпуска пара из ноздрей и иных предусмотренных природой отверстий, окончились, поэтому прошу занять свои места.

Дождавшись, когда генералы нехотя займут кресла, он продолжил:

— Николай Палыч, поведайте нам о ваших предварительных выводах по полученной информации.

Тучков встал во весь свой немалый рост, откашлялся и уже приготовился дать обстоятельный ответ со своими соображениями, но Глава Совета прервал тут же:

— Только кратенько и без антимоний, пожалуйста.

— Если так, то выражусь кратко и без мата, но словами Шекспира нашего Вильяма: «Неладно что-то в датском королевстве».[174]

— А если без «воды» и без Дании? — поморщился Афанасьев.

— Тогда по-русски, но матерными словами.

— И все же?

— В Генштабе и Министерстве обороны действует широко разветвленная и законспирированная сеть явных и потенциальных предателей, вот-вот готовых к этому. Масштаб проникновения иностранных спецслужб еще нужно уточнять и уточнять. Дело долгое и муторное. Веры никому нет. Я уже и себе-то порой не верю.

— Что вы конкретно предлагаете, Николай Палыч?! Ведь нам не сегодня так завтра придется обсуждать в этом кругу не подлежащие никакой огласке вещи?!

— А что тут предлагать?! — удивился эфэсбэшник. — Пока формируйте руководящий орган. Ничего секретного в этом не вижу. Но, если хотите быть уверенными в каждом из нас, то с завтрашнего дня отправляйте всех в алфавитном порядке не только на детектор, но и на «мозголомку».

— А вы можете дать гарантию, что в этом случае удастся избежать «крота»?

— Стопроцентную гарантию у нас дают только морг и Центризбирком под управлением «Эллочки-людоедочки», а я могу прогнозировать вероятность где-то примерно в девяносто восемь.

— Тоже не совсем плохой процент, — вставил Рудов.

— Но вы понимаете, что тогда и вам самому