В город мы вернулись на следующий день. Я к этому времени, конечно, успокоилась, и даже досаду на себя чувствовала за то, что так глупо разревелась перед Даниловым, да и вообще позволила втянуть себя в разговор о прошлом, обычно я этой темы всеми силами избегаю. А тут и погрустила, и поплакала, и на себя позлилась. О каком дальнейшем отдыхе могла идти речь? Остаток дня мы с Андреем провели в тишине, почти не разговаривали. Он ел мои пирожки с вишней, пил молоко и о чём-то думал, время от времени кидая на меня долгие взгляды. Взгляды эти меня не радовали: никому ведь не хочется предстать перед любимым человеком слезливой девушкой с тёмным прошлым, правда?

Перед сном мы немного прогулялись, держались за руки, но я всё равно чувствовала странную пустоту и отчуждённость внутри. Мне всё время казалось, что Андрей в любую минуту повернётся ко мне и скажет, что всё это слишком. Что он не готов… И, возможно, будет прав. В конце концов, мы знакомы всего ничего, и клятв друг другу никаких не давали, и кому знать, как не мне, какое сильное впечатление на людей производят факты из моего прошлого. Если они ненароком всплывают, я замечаю, как меняются лица и выражение глаз, да и само отношение ко мне новых знакомых. Поэтому не удивительно, что я десять лет жила, притворяясь ни в чём неповинной мышкой, боясь даже тень отбросить. А Андрей всё это вытащил наружу, буквально заставил меня каяться, пытаясь разобраться и добраться до сокровенных уголков моей души, вот только я ещё до конца не поняла, зачем ему моя душа, да и нужна ли она ему вообще. Этот вопрос меня сильно интересовал. И я томилась, мучилась, держалась за его руку, но молчала. Даже когда лежали на траве, на краю огромного поля, заросшего луговыми цветами и клевером, я молчала, до рези в глазах вглядываясь в темнеющее небо.

— О чём ты думаешь?

Я моргнула, вздохнула, не в силах справиться с расстройством, а смотрела в сторону. А потом меня посетила странная мысль о том, что именно может Данилова беспокоить. Я голову повернула и посмотрела на него. Андрей лежал рядом, подперев голову рукой, и на меня смотрел, очень внимательно.

— Я думаю о тебе, — сказала я. Не о нём, добавила я мысленно, будто надеясь, что Андрей это как-то услышит или поймёт без слов.

Он криво усмехнулся.

— И что думаешь?

На этот вопрос я не была готова отвечать. Плечом дёрнула, отвела от лица травинку. А Данилов наклонился ко мне и сказал:

— Я люблю тебя.

Дурацкие слёзы, которым не было ни конца ни края, снова на глаза навернулись, и я почувствовала себя ужасно глупой и чувствительной барышней. Хотя, в такие моменты растрогаться можно себе позволить, всё-таки мне в любви признаются. Но нервы не на шутку расшатались.

Андрей улыбнулся.

— Чего опять ревёшь?

Я слёзы вытерла и носом шмыгнула.

— Сегодня день такой. Поплачу, а завтра перестану.

Он лёг и рукой меня обнял. Подул лёгкий ветерок, и я к Данилову придвинулась, тоже обняла и голову ему на плечо положила. А он успокаивающе погладил меня по спине.

— Я тебе помогу, все решу, не переживай.

Я, минуту назад прикрывшая глаза, внутренне встрепенулась, насторожилась, но говорить что-то поостереглась. Его стремление что-то за меня решить льстила, но одновременно могла спутать некоторые мои планы. Это следовало обдумать, не торопясь, и постараться не вызвать у Андрея ненужных подозрений. Он ведь меня любит (захотелось улыбнуться), и я его люблю, а если это любовь, то Данилова стоило поберечь… не злить раньше времени и не лишать его иллюзий. Да и себе оставить свободу действий.

Что там с заповедями, которые он мне вчера озвучивал? Не ври, не ослушайся, не укради… Что ещё?

Я повалила Андрея на спину и поцеловала, со всей страстью. После чего заверила:

— Я не переживаю.

Город встретил нас поистине тропическим зноем. За городом такой удушающей жары не чувствовалось, а тут, казалось, асфальт готов расплавиться. А я в кроссовках. Мы ехали по центральной улице, когда я, заметив вывеску любимого обувного магазинчика, потребовала:

— Останови! — Хотя, это было даже не требование, я вдруг на сидении подскочила, ткнула пальцем в витрину и воскликнула: — Останови!

Данилов дико глянул на меня, на обочину резко съехал, а на лице серьёзное беспокойство.

— Ты что?

Мне стало немного стыдно, я поторопилась улыбнуться, стараясь сгладить впечатление от своего истеричного выкрика.

— Мне нужно… — Я снова на магазин указала. — Очень. Мне необходим антидепрессант, повесомее.

Данилов на вывеску посмотрел, глаза выразительно закатил, но спорить не стал, заглушил двигатель. А я, ощущая невероятный душевный подъём, заспешила в магазин. Я здесь была постоянной покупательницей, меня отлично знали все — и девушки-продавцы, и управляющая, даже с владельцем пару раз сталкивалась, — но я впервые появилась в магазине в простой футболке, шортах и кроссовках. Но мне в данный момент было наплевать, кто и что обо мне подумает. Мне нужны были туфли, и чем дороже, тем лучше.

При виде меня продавщицы немного растерялись, но быстро взяли себя в руки и заулыбались привычными вежливыми улыбками, которые стали вполне искренними, когда следом за мной в магазине Данилов появился. Девушки быстро смекнули, что мы вместе, окинули его любопытными взглядами, а потом кинулись за мной в соседний зал, так как я уверенно направилась к стеллажу с итальянской обувью, уже зная, что хочу. Я к этим туфлям давно присматривалась, они мне безумно нравились, но я знала, что ничего подходящего из одежды к ним не подберу, так как туфли были яркого лилового оттенка. Высокий наборный каблук, яркий цвет и маленькая золотая лилия для украшения. И стоили баснословных денег, на эту сумму можно было билет на самолёт до Милана купить, честное слово. Но сейчас мне было наплевать на все доводы разума, я хотела туфли. А уж после кроссовок, они мне показались сказочно прекрасными. Я перед зеркалом покрутилась, оценила длину своих ног в коротких шортах и на десятисантиметровом каблуке, и решила, что это без сомнения выгодная покупка. На любимого оглянулась, который тосковал у прилавка, и даже улыбчивые молодые девушки в шёлковых полупрозрачных форменных блузках его не веселили. Он на меня смотрел и чуть заметно усмехался. Я на пару секунд даже о туфлях позабыла, захотелось подойти и поцеловать его, за его такой собственнический терпеливый и пусть чуть насмешливый взгляд.

Я опустила глаза на носа лиловых туфлей и как мантру произнесла:

— Они мне нужны.

— Лиля Германовна, возьмёте? Очень хорошо смотрятся.

Я кивнула, и в порыве душевного подъёма даже решила не переобуваться снова в кроссовки, вообще про них позабыла. Ещё раз прошлась по залу, кидая в зеркала вокруг быстрые оценивающие взгляды, а краем глаза заметила, что Данилов подал кассирше банковскую карту.

— Тебе лучше? — спросил он, когда мы вышли из магазина.