Она пощелкала тумблерами на своем пульте, на одном из трех полунаклонных мониторов перед ее креслом засветилась, подрагивая, схема из зеленых линий и темно-красных сигнальных огоньков. Сбоку от нее заплясали какие-то цифры.

Ромка в неверном свете разглядел огромные экраны внешних мониторов, которыми были облиты все стены по кругу. Под ними на высоте его поясницы можно было разглядеть четыре темных провала.

– А это, – продолжила свою «экскурсию» Гюль, – входы. Один в твой кубрик, ну, там только кровать, и не выпрямишься толком. Второй – мой. Третий вход в тренажерный зал, если эту кладовку можно так назвать… Четвертый, естественно, пост санобработки. Вот только я не понимаю, почему они туда кибермед впихнули, ведь как-то неловко делать, допустим, операцию рядом с унитазом. Уж лучше бы они его со спорткомплексом совместили. Кстати, там есть отличная штуковина, виртуальный баскетбол, говорят, есть еще теннис, имитация леса возле беговой дорожки и складная силовая качалка. Пружинная, разумеется, ведь каждый килограмм веса, который мы потащим, будет нас ограничивать.

– Гюль, заткнись, пожалуйста… То есть я хотел спросить: почему ты туда идешь?

Девушка сразу призадумалась и стала далекой, непонятной и даже для него, психоинженера, труднообъяснимой. Она обошла пульт, провела по его поверхности пальцем, будто искала пыль, которой тут быть не могло.

– Понимаешь, я ведь женщина, а они всегда идут следом за… Вот и я – за тобой.

– Не дури, отвечай серьезно. – Но она не собиралась отвечать. Поэтому он спросил по-другому: – Мне твое объяснение, что тебе хочется добраться до этой машины, как до игрушки, не показалось убедительным.

– Ты тоже туда идешь, – тихо отозвалась она, отвернувшись от него.

– Со мной – понятно, у меня, видишь ли, оказались какие-то возможности что-то там заметить, что-то подсмотреть… Словно у диффузора, только в каком-то ином спектре возможностей. Кроме меня, у нас больше никого с такими особенностями нет.

– А я иду туда, потому что только я смогу тебя туда доставить. С наибольшей вероятностью – успешно. Другие точно не смогут.

– А если откровенно?

– Я откровенна.

– Еще откровенней, – попросил он. – Мне это нужно, чтобы и в себе чуть лучше разобраться.

– Это даже не как с Гагариным. – Она тихонько вздохнула. – Это, скорее, как плыть с Колумбом. Мы с тобой… навсегда станем первыми. Ради этого не жалко… В общем, не жалко.

– Два года на переработанной из наших же отходов воде и пище, на воздухе, который мы выдыхали миллионы раз, почти без надежды вернуться обратно в иномерность, чтобы найти Чистилище и попробовать возвратиться домой через тот же Ад… Мы, может быть, будем там просто медленно умирать, даже если доберемся до той… зелено-голубой бусины.

– Это единственная возможность совершить настоящий подвиг. Другой возможности у меня не будет, просто не дается в жизни второй такой шанс человеку. Я хочу быть первой, это здорово, мне для этого ничего не жалко. – Она чуть растерянно улыбнулась. – К тому же я буду не одна, а с тобой, и стану о тебе заботиться. Это тоже… немало. Я уже внутренне примирилась, что буду тебе женой и… если придется там умирать, как ты выразился, я позабочусь, чтобы ты умирал счастливо и беззаботно. Да, это совсем неплохо.

– У тебя очень сильны настроения самопожертвования, – такого ответа, какой дала она, Ромка бы и в горячечном бреду не придумал. Кажется, на такие слова, настроения и мотивы способны только женщины. – Ты же не любишь меня, у нас ничего не было и, возможно, не будет…

– Будет, вот увидишь, – убежденно ответила Гюльнара. Лицо ее стало тверже, в нем уже не было дурной расплывчатости. – А почему ты согласился лететь со мной? Не значит ли это, что я тебе небезразлична, пусть у нас прежде ничего не было?

– Вот женщина! – с чувством отозвался он. – Мы почти на верную гибель собираемся, а ты – давай чувства выяснять!

– Мне с тобой интересно, – сказала тогда Гюльнара, – и чувства выяснять увлекательно. Да и знаю я тебя. Когда ты в техподдержке нас сопровождал своим пси, я тебя узнала получше, чем иной бабешке за всю жизнь удается мужа постигнуть. Так что ты не ерепенься. Я еще не люблю тебя, но готова полюбить. – Теперь она улыбалась открыто и по-настоящему, без напряжения. – Знаешь, как это приятно – называть мужчину своим?

В душе он задержался, Гюльнара его подождала, чтобы выйти к машине вместе. Определенно она решила его опекать. Он ее решимости побаивался, никогда не был посвящен в женские хитрости, сначала был молод, потом учился, потом стало не до романчиков. Девицы бывали, конечно, но такого толка, что при воспоминании о них хотелось мыться долго и тщательно. Когда он натянул гигиенический пояс, Гюльнара хлопнула его по плечу. Они прошли привычными и чуть менее привычными коридорами в ангар с их изумительной машиной.

Народу тут было немало, но все стояли сбоку, у стеночки. Костомаров опирался на костыль, после последнего похода у него возникло что-то психосоматическое, пока вылечить его не удавалось. Похоже, этой своей физической ущербностью он защищался, чтобы больше не садиться в машину, даже в простой антиграв. Блез Катр-Бра тоже подпирал стенку, засунув руки в карманы обычных, штатских, совершенно не форменных брюк. Голова у него отливала светло-серыми прядями, он после похода в Ад как-то быстро поседел.

Начальники негромко переговаривались, генерал, барон, Венциславский и Масляков пробовали возражать Мзареулову.

– Ты не подходи к ним, лучше прямо шагай, – в приказном тоне предложила Гюльнара. – А то расстроишься или разозлишься, успокаивай тебя потом. – Они так и пошли, а она еще добавила: – Ты мне на старте свеженький нужен, как хрустящее яблочко.

Ромка поглядел, впрочем, на пост техподдержки. У самого стекла стояли Колбри с японцем. Совсем сбоку маячила Валя Веселкина, ей Ромка помахал рукой, она ответила, но приветствие вышло у нее печальным. Зато поклонился Симоро Ноко, он принял это приветствие и на свой счет. Мира лишь кивнула, вероятно, о чем-то усиленно думала.

У своих параскафов, кажущихся теперь маленькими и слабыми, стояли экипажи четвертый и пятый в полном составе. Авдотья еще издалека объявила:

– Мы решили пока в машины не загружаться, на вас посмотреть перед стартом.

Грубоватый Паша Пресняков уныло, как часто у него получалось, объявил:

– Все же на колумбов вы не слишком похожи. Скорее на парочку хулиганов, которые вдруг решились на что-то более крутое, чем подлом ларька с пивом.

Генриетта Правда несильно, но вполне по-свойски толкнула Ромку в плечо. Вот у нее глаза были печальны. Гюльнара махнула им рукой, но шага не сбавляла и направления не меняла. Ромка за ней едва поспевал. А Берта-Мария Панвальд отчетливо, так что даже некоторые из техников, возившихся возле их параскафа, оглянулись, прокричала чуть срывающимся голосом:

– Удачи вам, ребята!