так мало денег» Лин Ирвин (1957). В следующем году Беатрис Хоукер опубликовала мемуары, представляющие особый интерес, «Оглянись назад с любовью» (1958), о взрослении в семье методистов.

Еще одна работа подобного типа — «Мое детство… и Она» Ивонн Готье (1965), опубликованная тиражом в сто экземпляров в память о любимой матери автора. Это история долгих страданий женщины, которая вернула мужа, чтобы заботиться о нем в старости после того, как он развелся с ней и дважды женился на других.

Интерес для широкой общественности представляют автобиографии, сфокусированные на личности автора, которые воплотили откровения в стиле Мэри Додж Лухан, Мэри Баттс, Лоры Гудман Салверсон и Энид Старки. В 1950‑х и 1960‑х годах Филлис Боттом, Леонора Эйлс, Симона де Бовуар, Мари Бонапарт, Мэри Лютенс, Елизавета Фен, Брук Астор, Клара Мальро и Франсуаза д’Обонн опубликовали впечатляющие автобиографии этого типа. Кроме того, некоторые авторы — Мари Ноэль, Мойра Вершойле, Мари Ле Фран, Клара Мальро — попытались запечатлеть в своих работах точку зрения ребенка. Два последних типа будут рассмотрены в этой главе. В этот период две идеологические тенденции были особенно популярны: психоанализ и — в меньшей степени — феминизм. Обе уже были заметны в произведениях 1930‑х годов. Непосредственно послевоенный период стал расцветом психоанализа, и поэтому неудивительно, что он заметно окрасил работы, сфокусированные на внутренней жизни авторов. Атмосфера всеобщего интереса к психоанализу способствовала тому, что женщины высказывались более открыто. Все больше женщин, не только француженок, выбирали исповедальный тон, больше женщин писали о сексе, стали упоминать сексуализированное насилие, и все больше женщин не стеснялись критиковать родителей. Феминизм проявился прежде всего во французских текстах, написанных начиная с конца 1950‑х годов и далее. Как с гордостью утверждает родившаяся в 1897 году Клара Мальро в автобиографии детства и юности в 1963 году, «это ее поколение освободило женщин», «ее» поколение дало женщинам свободы, которыми они пользовались с окончания Первой мировой войны»10. После войны социализм, который проповедовал эмансипацию женщин через трудоустройство, оставил след в некоторых женских сочинениях, в частности, в произведении Эйлс.

Послевоенный период ознаменовался появлением нового типа автобиографии детства: автобиография насилия. Тема виктимизации сама по себе не была новой. Она восходит к истокам жанра. В середине XIX века, как мы видели, Элайза Фарнхэм писала в «Моих ранних днях» о «тете», которая удочерила ее и подвергала издевательствам. Атенаис Мишле в «Воспоминаниях ребенка» писала о том, как она была нелюбимым ребенком в многодетной семье, как ее не любила мать. У Анжелы из «Автобиографии ребенка» Ханны Линч было подобное детство. Суть этой, вероятно, отчасти вымышленной книги — виктимизация девушки. Главная героиня Анжела изображается как жертва, которая постоянно подвергается наказаниям, включая физическое насилие. До нее история сироты, подверженной физическому насилию, была представлена в бестселлере Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». Стоит отметить также выдающийся случай Гертруды Бизли, чья автобиография «Мои первые тридцать лет» (1925) разоблачает ненавистную ей семью, включая сексуальное насилие со стороны ее старших братьев. Начиная с «Истории корнуолльской бродяжки» (1954), однако, мы начинаем видеть подлинные автобиографии детства, написанные женщинами, подвергшимися физическому или сексуализированному насилию со стороны взрослых и написавших автобиографии, чтобы рассказать об этом.

Послевоенный период также принес детские автобиографии женщин, вышедших из социально неблагополучной среды и желавших рассказать, каково было расти в этих условиях. Поскольку социально неустроенные дети чаще подвергаются насилию, между этими двумя типами автобиографий есть пересечения. В целом мотивом таких работ является разоблачение тяжелых условий. Но, как мы увидим, жертвы насилия иногда чувствуют себя виноватыми в случившемся, поэтому желание облегчить душу также может выступать мотивом к написанию.

Автобиографии насилия

Дочь родителей, которые сами выросли в богатых семьях, американская писательница и романистка Мэри МакКарти познала трудные времена после того, как ее мать и отец умерли во время эпидемии «испанки» в 1919 году. Вместе с другими детьми она подверглась физическому и эмоциональному насилию со стороны опекунов, назначенных их богатыми дедушкой и бабушкой МакКарти в Миннеаполисе. Старшие родственники отправили Мэри и ее троих младших братьев в удаленное поместье и платили паре бедных родственников за уход за детьми. В течение пяти лет, пока родители матери из Сиэтла не спасли ее, Мэри вместе со своими братьями испытали на себе печальную участь заброшенных детей-сирот, подвергавшихся насилию. Мэри страдала больше, чем братья. С ее точки зрения, это происходило не потому, что она была девочкой, а потому, что она была умной, — мысль, по ее словам, невыносимая для ее миннеаполисских родственников.

МакКарти отомстила за насилие, опубликовав в New Yorker пару рассказов — «Тот крестьянин, кто он?» (1948) и «Жестяная бабочка» (1951). В 1957 году она переиздала эти рассказы в автобиографии «Воспоминания о католическом детстве», где она рассказывает свою историю до выпускного класса в средней школе. В этой работе, которую комментаторы классифицируют как событийное повествование, МакКарти антологизировала семь из ранее опубликованных рассказов, немного изменив их, и добавила восьмой. Она снабдила книгу предисловием «К читателю», набранным курсивом, в котором она рассказала предысторию и заявила об автобиографическом характере текста, вопреки несовершенству памяти. После каждого рассказа она написала комментарии к сюжету также курсивом, анализируя текст и указывая на встречающиеся то тут, то там преувеличения и выдумки. Тем самым она вводит новый элемент того, что Изабель Дюран называет «метаавтобиографией» (комментарий к автобиографическому проекту), в жанр автобиографии детства11, предвосхищая подобные шаги в постмодернистских текстах, таких как «Детство» Натали Саррот (1983), где вымышленный собеседник служит примерно той же цели, что и голос МакКарти из 1957 года в «Воспоминаниях о католическом детстве». История Мэри перестает быть историей насилия, как только она переехала к бабушке и дедушке, и превращается в историю одаренной молодой бунтарки, ищущей свой путь. Но два рассказа — «Тот крестьянин, кто он?» и «Жестяная бабочка» — это истории о насилии. Они напоминают истории из «Болезни роста» (1946) Эмили Карр, поскольку также рисуют портрет жестокого человека, угнетавшего героиню в юности.

Тон МакКарти в этих двух историях скорее обвинительный, чем жалостливый. В своем комментарии она характеризует «Крестьянина» как «гневное обвинение в адрес власть имущих за обращение с обездоленными, единственное, до потери дыхания громкое высказывание на тему человеческого безразличия»12. Она начинает с того, что разоблачает свою бабушку МакКарти — «холодную, недоброжелательную, вечно спорящую старуху»13, упрямую, воинственную католичку, которая горячо надеется на искоренение протестантизма. В ее доме с детьми, привыкшими к веселью и угощениям, когда они жили со своими родителями, обращаются пренебрежительно,