Единственный стражник встретился ей только у двери в опочивальню. Сухопарый северянин дремал, прислонившись спиной к стене, и обе его руки покоились на рукояти меча.

– Не веле… – успел он сказать, прежде чем Ойя несколькими быстрыми росчерками указательного пальца оставила в сумеречном воздухе огненный знак. Сплетенье светящихся линий задрожало, его подхватил маленький смерч, слетевший с её ладони, и штопором вошёл в переносицу стражника. Он сделал попытку преградить ей путь, но всё его тело пронзила внезапная боль, которая повторялась вновь и вновь, стоило ему шелохнуться.

– Не дёргайся, – сказала она, проходя мимо. – На обратном пути, я сниму заклятие. Может быть…

Сероглазый заморыш не спал. Под потолком ярким зеленоватым светом пылал айдлоостанн, старуха-знахарка, которую он привёз с собой из Дорги, смешивала в глиняных ступках какие-то снадобья, толстая Грета замачивала в родниковой воде холодную налобную повязку, а рядом с Сероглазым, едва прикрытая краем простыни, лежала какая-то девка, которой, видимо, было поручено отвлекать своего лорда от боли.

– Все – вон!

Никто не посмел ослушаться приказа – полуглухая знахарка первой засеменил к выходу, а за ней, тяжело ступая, двинулась толстая Грета, которая с трудом подавила в себе желание швырнуть в обнаглевшую рабыню мокрым компрессом. Она вовремя сообразила: если Тайли вырвалась из волосатых лап Трента и прошла мимо стражника, то ссора с ней не сулит ничего хорошего.

Её догадка нашла немедленное подтверждение – девка, лежавшая в постели слегка замешкалась, закутываясь в простыню, и её тут же настиг удар невидимой плети, который рассёк кожу на её плече.

– Мне тоже уйти? – сквозь зубы спросил лорд. Скорее всего, боль от раны не дала ему даже как следует испугаться.

– Лежи, – шепнула она почти ласково, чем привела собеседника в полное замешательство. – Лежи и ничего не бойся. Это я – Ойя.

Хенрик уже и сам сообразил, кто перед ним, но продолжал смотреть на неё с плохо скрываемой неприязнью.

– Добить меня пришла? – Он, поморщившись, приподнялся, и правой рукой нащупал Плеть, лежавшую под подушкой.

– Успокойся, мой господин… – Она приближалась к нему медленно, как будто боялась кого-то спугнуть. – Ты же знаешь – то была не я, то была просто рабыня, которую подослал регент Горландии с умыслом, чтобы она, дрянь такая, сперва втёрлась в доверие, а потом предала смерти господина своего, славного лорда великого и несокрушимого Литта, будущего владыку всего обитаемого мира. Я – твоя Ойя, и я сейчас открою тебе тайну, к которой ты так стремишься. Хочешь?

– Чего? – осторожно переспросил он, крепче стискивая пальцами рукоять плети.

– Для начала – хочешь ли ты сам избавить себя от боли?

– Для начала… Для начала чего?

– Для начала всего. Игры кончаются, мальчик. Пора приступать к серьёзным делам. Но учти: если сделать ещё один шаг, обратного пути не будет.

– Его и так нет.

– Если ты его не видишь, это вовсе не означает, что его нет. – Ойя усмехнулась, разглядывая застывшую гримасу боли на бледном лице лорда. – Случалось, и люди, и альвы раскаивались во всём, что совершили за свою жизнь, и отдавались на милость судьбе. Но это не для нас – не так ли, мой мальчик?

– Не тяни, – выдавил из себя Хенрик. Он уже давно готов был на всё, лишь бы избавиться от боли, которая растекалась от предплечья по всему телу, и никакие снадобья были не в силах её притупить.

– Сейчас… – Ойя легла рядом с ним и взяла его за локоть. – Сейчас мы вместе войдём туда, где таятся истинные Силы, те Силы, что правят этим нелепым миром. Тот, кто хоть однажды прикоснулся к Отражению Тёмной Скрижали, навсегда соединится с силой и бесстрашием, стальной волей и всесокрушающей яростью. В его душе не останется места ни для раскаянья, ни для страха! Отныне ты никогда не свернёшь с пути, не прекратишь погони, не осквернишь свои уста словами благодарности, а сердце – смирением и покорностью… – Она всё говорила и говорила, а свет айдлоостанна под потолком мерк, и вместе с ним исчезал сам потолок, на месте которого открывалась чёрная бездна, заменяющая призракам небеса. – Скоро ты будешь свободен ото всего – и от меня, и от своей боли, а чужая боль будет наполнять твоё сердце небывалым восторгом. Всё, что для тебя станет жизнью, для прочих будет означать смерть, твои радости станут скорбями других, ты отречёшься от судьбы и станешь владыкой времени… Но это всё не даром… Даром ничто не даётся.

Боли, и вправду, не стало, хотя безобразная гноящаяся рана продолжала зиять под левой ключицей. Ойя заботливо придерживала его за локоть и вела по скользкой, чёрной извилистой дороге, по обочинам которой расцветали языки алого пламени, вырываясь из болотных пузырей.

– Силу порождает ненависть, а на истинную ненависть способен лишь тот, кто несчастен, несчастен пронзительно и безнадёжно. Пройди сквозь отчаянье, обрети ненависть, соединись с Силой Тёмных Ликов, и ты станешь неуязвим для того, кто плетёт кружево судеб на Высоких Небесах… Преодолей отчаянье, избавься от боли, и ты станешь свободен, воистину свободен. Твоя воля станет выше воли любого из смертных…

– Даже императора?!

– Ваш император – ничтожество! Он – раб собственных желаний и страстей, и это было бы прекрасно, если бы его желания и страсти не были столь мелки, столь ничтожны. Он довольствуется тем, что имеет, а для истинного желания не должно быть пределов.

Болотная жижа расступилась, из возникшего провала поднялся жёлтый стебель, на котором висел огромный стручок. Он тут же лопнул, и оттуда разлетелось множество глазных яблок размером с кулак великана.

– Зря они на тебя пялятся, – шепнула Ойя на ухо лорду и отпустила его локоть.

Он уже знал, что делать. Его пальцы всё ещё сжимали Плеть, ту самую, что досталась ему в наследство от незадачливого мага Раима Драя… Первый хлёсткий удар заставил лопнуть полдюжины любопытных глаз с алыми треугольными зрачками, а прочие, с хлюпаньем нырнули в болото.

– У тебя верный глаз и твёрдая рука, Хенрик ди Остор, лорд Литта!

Хенрик оглянулся и обнаружил, что альвийка предстала перед ним в своём прежнем облике – посреди скользкой стропы стоял скелет, обтянутый синей сморщенной кожей, и довольно скалился.

– И тебя бы, тварь, так же отделать! – крикнул он, располосовав одним ударом чёрное облако, клубящееся у неё над головой.

– Ни в чём себе не отказывай, особенно здесь, – раздалось в ответ. – Здесь любое сомнение считается слабостью. А слабаков здесь не терпят.

Хенрик не заставил долго себя уговаривать, но в последний момент, когда Плеть была уже в полёте, он успел заметить, что нет больше той уродины из мраморного гроба. На него с лёгкой усмешкой смотрели те же изумрудные глаза, но что-то за долю мгновения успело измениться – теперь тяжёлые длинные пряди волос, как будто отлитые из белого золота, обрамляли ослепительно прекрасное женское лицо. Он не остановил удара. Он даже не попытался этого сделать. Здесь любое сомнение считается слабостью… Этот урок он усвоил сразу. Плеть снесла прекрасную головку с мраморных плеч, из обрубка высокой шеи вверх ударил голубой фонтан.