17.07.1941

Капитан Кадорин Андрей Геннадьевич

Четыреста метров по лесу — это совсем не то, что те же четыреста метров по дороге. Да и передвигаться приходится медленно и осторожно — судя по всему, вокруг немцев скоро будет как собак нерезаных.

Аккуратно выглядываю из кустов и вижу картину — развороченное зарядом полотно, и в кювете валяются мотодрезина и две платформы. Все это густо присыпано шпалами и рельсами, наваленными беспорядочной кучей. Все, как говорил Ссешес — поехали чинить и не доехали. Еще две платформы, правда, остались на полотне, но, судя по просевшим в грунт по оси колесам, убрать их будет очень непросто. Чем в принципе сейчас и занимается железнодорожный кран с паровым приводом, подогнанный сюда немцами. Да какой там кран, целый ремонтный поезд: аж два паровоза, шесть платформ с инвентарем, шпалами и рельсами. А еще два пассажирских вагона — любят, сволочи, уют и тепло. Ну и пыхтящий кран, цепи от которого ремонтники как раз и пытаются завести под сошедшую с рельс платформу, для того чтобы поставить ее назад.

Довершают картину две открытые платформы с брустверами из мешков с песком, оснащенные спаренными зенитными артиллерийскими автоматами (судя по всему — двадцатимиллиметровыми). Вокруг места крушения суетится железнодорожная прислуга, выставлен караул. Лично я насчитал два отделения. Еще по отделению размещено на платформах с зенитками. В общем, охрана достаточная для того, чтобы отогнать небольшой отряд окруженцев или партизан, скрывающихся в лесах. Единственное, странно, почему на месте первой аварии пока нет никого, а на месте второй — вон как суетятся. Хотя, может, уже все обследовали с утра и решили, что трупы могут подождать. Пока я предавался рассуждениям, немцы довольно споро подвели под платформу цепи и, натужно пыхтя, кран начал приподнимать ее над насыпью.

Еще секунда — и обода чугунных колес вышли из вспаханного ими грунта. Хоть расстояние было велико, все равно было хорошо видно, как ссыпается земля с забитых при сходе с рельс пустот вагонных тележек. Вдруг рядом со мной раздалось раздраженное шипение, знакомый насмешливый голос произнес:

— Ух ты, какая кракозябра! Нет, я просто не могу позволить этим сволочам портить столь занимательный пейзаж!

Разворачиваясь к Ссешесу, я уже понимал: сейчас произойдет что-нибудь непоправимое. Поздно!

С низким рыком, больше подходящим какому-нибудь дикому животному, чем разумному существу, Ссешес взмахнул разгорающимися красным пламенем ладонями и с резким выдохом кинул в сторону немцев сотканный из ярких переливающихся нитей огня шар. Шар — размером с хороший кочан капусты. Оторвавшись от поверхности ладоней, тот со скоростью хорошего скакуна полетел к крану.

Следующие несколько минут, наверное, я буду помнить до конца моей жизни. Шипение и треск разгорающихся между черных ладоней огненных шаров. Низкий гул, раздающийся при их полете в сторону противника. Взрывы. Взрывы, по ощущениям похожие на работу чемоданов дивизионного калибра, и гул пламени, смешанный с шипением пара, вырывающегося из развороченных паровозных туш. Вставший дыбом паровоз, опрокидывающийся на тендер. Скрученная взрывом стрела, отлетающая в сторону от полотна. Разбегающиеся в стороны, подобно муравьям, фигурки. Голос, переливающийся обертонами счастья, рычащий слова на незнакомом языке:

— L’alurl gol zhah elghinyrr go![5]

И улыбка — счастливая, острозубая улыбка, выглядывающая из-под сползшего капюшона.

На четвертом огненном шаре Ссешес пошатнулся и, схватившись за меня в качестве опоры, прошептал уставшим, безгранично счастливым голосом:

— А теперь, как говорят дварфы, нагрузившись драконьим золотом, надо побыстрее валить, иначе все выйдем через задний проход!

Как мы потом бежали — так я никогда в жизни не бегал. Ссешес на мне тряпкой болтается — мало что не висит. Сзади доносится дробный перестук уцелевшего зенитного артавтомата и хаотические выстрелы оцепления. Но все это было каким-то неубедительным и беспорядочным — судя по всему, преследовать нас на полном серьезе никто не собирался. Слишком уж грозно звучали недавние взрывы. Да я бы и сам не стал связываться с противником, способным тихо подтащить какое-то странное, никем не виданное вооружение и тихо, бесследно отступить. Это получается, что мы сработали не хуже чем дивизионная гаубица — четыре выстрела, и все — ремонта там теперь не на один день. Крану точно хана, и первому паровозу тоже, он, бедный, аж на дыбы встал. Еще пару платформ поперек путей раскорячило, да, и один пассажирский вагон вроде тоже зацепило.

В общем, погони не было, но до лагеря мы так и неслись, как бешеные лоси — без остановок. Я с языком на левом плече, на правом — Ссешес болтается, и откуда только силы взялись. Но ничего — добежали…

17.07.1941

Ссешес Риллинтар

Вот и наступил вечер этого насыщенного событиями дня. Запасы магии, кстати, восстановились очень быстро. Буквально пара часов — и резерв вновь полон. Да причем какой резерв! Только теперь оценил, к чему привело мое нахождение в эпицентре запускаемого источника. Те крошечные запасы магии, которые раньше могло удержать мое тельце, когда-то виделись мне огромными — это же надо, целых три малых лечебных заклятия. Архимаг, тролль!

Теперь я могу сравнить текущую величину запасов и предыдущую. Если бы полностью не опустошил магический резерв, так бы и был уверен, что три лечилки — это мой предел. А тут оказывается, что я без пяти минут ходячая гаубица плюс передвижной госпиталь в мокасинах. Скорее всего, в процессе первичного пускового импульса энергоструктура моего тела подверглась сильному воздействию, и, чтобы не отбросить копыта, организм научился работать с энергиями большой мощности и запасал их до тех пор, пока полностью не заполнился — тогда-то меня и вырубило. Этакая халявная плюшка и экспириенс при выполнении квеста «Запуск источника». С утра на радостях создал небольшой, не до конца сформированный фаербол, потом подлечился, резерв магии от этого только чуть-чуть уменьшился, тут детство заиграло — веселую побудку ребятам устроил. Сразу пальцы веером, сопли пузырями — круче меня теперь только яйца, да и то вареные вкрутую. Ничего, жизнь, она такая штука — обломала сразу. Как только внаглую начал из себя артиллерию изображать — так и обломала. Это только в игрушках выбежал из леса, двинул серией фаерболов, и ходи тушки обирай на предмет лута и дропа. А в жизни, если бы не Андрей, хрен бы я оттуда убежал. Рэмбо недоделанный! Конечно, на целых четыре фаербола меня хватило. Да таких, что самому страшно стало. Эффект от попаданий до сих пор перед глазами, вставший на попа, окутанный паром, развороченный паровоз — это, я вам скажу, внушает. У меня даже темноэльфийская часть сознания варежку от удивления разинула. Просто размер фаербола уж очень большой получился и эффект применения явно непропорциональный затраченной энергии. Путем логических рассуждений пришел к выводу, что, скорее всего, дело в разнице магического фона. Воспоминания, с которыми сравнивалось воздействие моего фаербола, относились к другому континууму и гораздо более сильному естественному фону. Тут можно провести аналогию с воздушным шариком — если надувать его при низком атмосферном давлении, например, в горах, то его размер будет гораздо больше, чем обычно. Это же относится и к силе взрыва, рвались шарики, как хороший чумадан тола. Без обжатия внешним магическим полем неконтролируемое расширение энергооболочки фаербола происходит быстрее (считай по аналогии с ВВ — скорость детонации), и радиус разлета оболочки перегретой плазмы увеличивается. Таким образом, бизантность и фугасность фаербола в нашей реальности значительно превосходят свои значения в магически насыщенных мирах. Что не может не радовать. Единственное, что портит настроение, — это то, что процесс восстановления резерва начался только после того, как мы вошли в зону действия источника. До этого я просто болтался тряпочкой на плече капитана.