простым и, главное, хорошим человеком. К Петру Токменеву он относился как к брату. Оба мальчика росли без матери, но Петя, в отличие от Лени, был круглым сиротой. О жесткосердности и подлости хозяина усадьбы, фактически обокравшего своих племянников, Леня знал от отца. Как и о том, что Гавриил Леонтьев с десяти лет насиловал свою племянницу Лизу.

Петя мечтал отомстить, но что мог сделать маленький мальчик – сирота? Время воплотить мечту наступило после революции. Петя стал охотно сотрудничать с новой властью, пошел служить в ВЧК. В это же время выяснилось, что Лиза ждет от Леонтьева ребенка, и это стало для Петра Токменева последней каплей. Дальше случилось все то, о чем участники расследования уже знали.

Гавриила Леонтьева арестовали, а затем убили, но в ходе обыска в его доме ничего ценного не нашли. Лиза с перепугу родила раньше срока, ее ребенок прожил всего несколько дней и умер, а сама она уехала в Москву вместе со своей няней и художником Никаноровым, давно в нее влюбленным. Судьба сокровища ей была явно известна, но открыть тайну брату Лиза отказалась.

Как ни хотел Петр найти отцовское наследство, но на сестру поднять руку не посмел и доносить не стал. Разумеется, добрый и простодушный Леонид полностью его в этом поддержал. По его разумению, никакие деньги этого не стоили.

– Да ты таких денег даже в руках никогда не держал, – махнул рукой Петя и бросил на стол перед Леонидом полную опись входящих в свое потерянное наследство ценностей.

В тот день он сильно напился и о бумаге этой забыл. Да и не имела она больше никакого значения. Чего толку перечитывать, только душу себе рвать… Леонид же список со стола подобрал и сберег. Документ же. Когда спустя много лет к нему в Ленинград переехала Петина вдова с дочкой Варенькой, Леонид попробовал было рассказать им про ту давнюю историю, да только женщины, старая и молодая, даже слушать его не стали.

Варвара поступила в институт, а потом выскочила замуж за профессора Невского, мигом превратившись в важную даму. Мать ее осталась в доме Полетаевых, вести хозяйство и помогать воспитывать дочку Марину, но вскоре умерла.

– Бабка моя, Марина Леонидовна, царствие ей небесное, курву эту, Варьку, очень любила. Тянулась к ней. Сами знаете, как бывает. К десятилетней сироте приехала восемнадцатилетняя барышня. Студентка. Пусть и из провинции, а все равно. Бабка на нее снизу вверх смотрела. Даже тоже хотела в медицинский поступить. Да куда там, со свиным рылом в калашный ряд, – рассказывал следователю арестованный Галкин. – Варвара-то из дворян, пусть и бывших. Она на бабку всю жизнь как на прислугу смотрела. После смерти своей матери даже ни разу к Полетаевым не заявилась. Забыла, как бабка с отцом их приютили, когда они в Ленинград приехали. Ни копейки не дала, ни рваной кофточки не подарила. Профессорша. Когда бабка в институт поступала, смирила гордость, пошла к Варваре, чтобы профессор Невский слово за нее замолвил. Так Варвара ее с лестницы спустила. Велела больше никогда не приходить. Ну, бабка и не пришла. В институт провалилась, на медсестру выучилась. Ею всю жизнь и проработала.

– О наследстве Токменевых вы откуда узнали?

– Так от бабки и узнал. Она в детстве любила эту историю вместо сказочки рассказывать. Я, признаться, слушал вполуха, а потом и вовсе забыл. А потом мать, когда ее коммуналку расселяли, бумагу эту нашла. Список добра, значит. Мне показала, тут-то я и смекнул, что, если это сокровище до сих пор не нашли, значит, оно где-то себе и лежит по-тихому. В таком случае почему бы его и не забрать? Как компенсацию за все пережитые унижения.

– А унижали Токменевы, разумеется, вас.

– Не меня, а бабку и ее отца. Ну и что? – взъярился Галкин. – Сначала я стал думать, где вообще это наследство могло быть. Петр его не нашел, сестре оставил. А сестра, как бабка рассказывала, из Рыбинска налегке уезжала. Никаких ящиков при ней не было. Значит, вся эта посуда антикварная до сих пор могла в Рыбинске храниться. Я с работы уволился, переехал туда, устроился в отель, который в доме Леонтьевых открылся. В музеи местные пошел да в библиотеку. Подшивки газет читать. Если бы клад при ремонте нашли, шум бы поднялся. Но нет, тишина. Усадьба разрушена была сильно. Горелов, новый владелец, ее практически из руин восстанавливал и тоже ничего не нашел. Значит, нет там ничего, а весь клад Лиза эта в Москву перевезла. Я уже решил уволиться и тоже в Москву ехать, но тут…

– …но тут в Рыбинск приехали Невские. И по злой иронии судьбы остановились в отеле, который был открыт в доме, где когда-то жил Петя Токменев, предок Владимира.

– Да. У бабки-то фотографии хранились. Я всю эту белую кость в лицо знал. А Владимир этот – чисто Петр. Просто одно лицо.

– Про картину вы знали?

– Да. Там же Петю тоже легко узнать. Я ее по-тихому даже вынимал из рамы и обследовал. Думал, вдруг в ней тайник какой. Место указано, где клад зарыт. Но нет, ничего там не было. Я ее обратно и повесил. Сама картина мне без надобности. И вот приехали эти Невские и во всеуслышанье обсуждают, как их сынишка похож на мальчика на портрете. А этот Владимир и заявляет, что вернется в Питер и будет расследование проводить. Кто этот мальчик да с чего такое сходство. Ну, я и решил, что это так оставлять нельзя.

– Вы вернулись в Питер вслед за Невскими.

– Да. Я не хотел, чтобы этот Володя каким-то образом узнал про клад. Варвара-то в курсе была, хотя никакого внимания на рассказ моего прадеда не обратила. Но вдруг тоже своим детям-внукам рассказала? Начни Невский разбираться, все могло всплыть.

– И вы его убили.

– Да. Подстерег и сбил машиной в укромном месте, когда он с работы возвращался. Потом наведался к его жене под видом похоронного агента. Убедился, что она ничего не знает. На некоторое время я прекратил поиски, чтобы не привлекать внимания. Выждал год с небольшим и снова стал копать. Переехал в Москву, выяснил, что Лиза вышла замуж за художника Никанорова, нашел дом, где они жили, собрал информацию о нынешних владельцах. Я понял, что клад точно в доме. И я стал думать, как туда попасть.

– Это вы пугали Хохловых, чтобы заставить их съехать из дома с привидениями. Вам нужно было, чтобы помещение опустело и вы могли его обыскать.

– Да. Но эти чудаки