Я знаю, что выгляжу жалко в платье с чужого плеча. Что наскоро ушитая пройма лопнула от первого же горького вздоха, а туфли незнакомой девчонки с соседнего потока – малы и безбожно блестят. Что у меня слишком короткие волосы для французской косы, а серый лак на ногтях совсем не добавляет красоты и обещанной соседками парижской хрупкости обожженным пальцам.

Услышал ли он меня? Почему молчит? Зачем сжал руку в кулак, обхватив лежащую на груди ладонь? Для нас двоих такие прикосновения опасны. Почти так же недопустимы, как взгляды, проникающие друг в друга.

Но, Господи, как же хочется, чтобы он сказал «да»! Он, Рыжий, тот, кому под силу перевернуть недостижимый для меня мир! Где правит стиль и вкус, и где всегда будут Карловны и их сыновья, и никогда не будет места несуразным Закорючкам.

Я отпускаю его и отхожу на шаг. Смотрю с тоской на парня, расправившего широкие плечи. Пахнущего сосновым лесом, дубовым мхом и чем-то еще, потрясающе приятным. Даже в футболке и джинсах он всегда выглядел, как картинка, а сейчас, в рубашке и брюках отличного кроя, в дорогой обуви и аксессуарах – он видится мне мужским «я» своей матери. Ее продолжением и отражением. Единственным, кто может помочь Тане Крюковой выглядеть рядом с ним не так смехотворно. Пусть это только наша игра, но Карловна не заслужила, чтобы в день юбилея свадьбы газетчики потешались над подругой ее сына. Если бы не это, я бы смогла пережить стыд.

Ну почему, почему одаривая одних столь щедро, природа так скупа к другим? Как будто насмешка стоит пролитых слез.

– Сделай это для меня, Артемьев, и я помогу тебе, обещаю!

Я бросаюсь к тумбочке, распахивая настежь скрипучую дверцу. Встав на колени, вышвыриваю из ящика вещи в поисках «н/з» кошелька. Того самого – старого и потертого, в котором покоится отцовская купюра на всякий непредвиденный случай. Немного, но на новое платье должно хватить.

– У меня есть деньги! Вот, смотри, этого хватит? Если нет, я займу у девчонок! Ты только скажи, сколько нужно?

Он продолжает смотреть тяжелым взглядом, сжав добела рот, расстегивая на вороте тугие пуговицы рубашки, демонстрируя безупречную игру пальцев на белоснежно-крахмальной планке, а мне кажется, что с его отказом у меня не хватит сил подняться с колен и опустить протянутую к нему руку.

– Артемьев, не молчи. Тебе не может быть все равно. Только не сегодня.

– Если я соглашусь, ты не сможешь уже сказать «нет». Этот вечер будет моим.

– Да.

– На любом этапе твоего перевоплощения я сам буду решать, что для тебя лучше…

– Конечно.

– … даже если остановлю свой выбор на кольчуге.

– Х-хорошо. – Мне остается только кивнуть.

– И ты не станешь задавать вопросы и требовать ответы. Ни одного.

– А как же…

– С этой самой минуты. Просто доверишься. Таня?

Он подходит и протягивает руку. Помогает подняться с колен, терпеливо ожидая ответа, и я безропотно выдыхаю, пропадая во власти его потемневших глаз:

– Я согласна.

– Вот и хорошо. А теперь положи деньги на место и надень свой желтый топ. Я хочу видеть твои плечи и руки. И скажи, где у тебя ваза? Кажется, не только у меня от волнения пересохло в горле.

Невероятно, но это тонкая ветка пышной белой сирени – тот аромат, что витал вокруг Рыжего. Я только сейчас замечаю ее в его руке и спешу найти небольшую вазочку из синего стекла, забытую в комнате кем-то из моих предшественниц.

– Это тебе. Снова не удержался и оборвал куст возле входа. Пришлось заплатить штраф строгому вахтеру.

– Выдумщик. В этом городе нет такой красивой сирени.

– Есть. Теперь в этой комнате.

Я не знаю, что сказать и говорю «спасибо», на долгую-долгую секунду пряча нос в пенных лепестках настоящего чуда. После прыгаю за дверцу шкафа и послушно натягиваю на себя топ и любимую юбку в ирисах, пока Рыжий набирает в вазу воду и ставит цветы во главе стола, старательно избегая смотреть в мою сторону. Машинально пробегается по поверхности стола пальцами, расставляя предметы в новом порядке. Так удачно, что стоит запомнить, иначе самой ни за что не повторить! И не найти убранную на полку расческу.

– Я готова. Но деньги отдам, так и знай! И не смотри так. Это не вопрос и не ответ, это – факт, так что условий я не нарушила.

Я стою перед Бампером в топе и цветастой юбке, с расплетенной косой, и он серьезно смотрит на меня. Молча открывает дверь комнаты, пропуская вперед, следует за спиной тенью, но тут же уверенно обнимает за плечи, притягивая к себе, едва три студента четверокурсника останавливаются у края лестницы, чтобы бросить навстречу удивленное и не совсем привычное:

– Привет, Бампер!

И только после:

– Привет, Тань!

– Ну, привет.

А Рыжий и вовсе отделывается сухим кивком.

На улицу спустился прохладный вечер, я опрометчиво забыла куртку, и он провожает меня до машины, так и не отпустив от себя.

– Надень! – заставляет накинуть на плечи поднятый с кресла пиджак, и только после этого усаживает в черный как уголь «BMW», чтобы отвезти к торговому центру. К той его части, где никогда не бывала, потому что такой, как я, там делать просто нечего.

Даже сейчас, выстукивая каблуками лиловых туфель по мрамору напольных плит торговой галереи, ведомая рукой Рыжего, я все время оглядываюсь по сторонам, желая удостовериться, что действительно попала в запретное до ныне царство красивых манекенов и стильных ценников, выстроившихся в ряд у входа в дорогие бутики.

– Гарик, здравствуй, – слышу, как Рыжий набирает на сотовом номер неизвестного абонента, скользя внимательным взглядом вдоль витрин, пока я украдкой стараюсь приноровиться к его твердому шагу, раздумывая над тем, насколько же всерьез он принял мою просьбу.

– Это Виктор Артемьев. Ты мне нужен, и да, прямо сейчас. Нет, не для Карловны, для меня. Конечно, знаю. Все по двойному и благодарному, обижаешь. Двадцать лет. Мне не нужны твои советы, старина, мне нужны твои руки, только и всего. Хорошо, скоро будем, времени у нас в обрез!

– Вот сюда, Коломбина, – Рыжий подталкивает меня к распахнутым настежь стеклянным дверям и заводит внутрь большого бутика, разделенного рядами одежды. Оставляет стоять у стойки с зеркальной нишей в обществе девушки-менеджера, пока сам проходится вдоль невысоких, длинных кронштейнов, изредка касаясь вещей пальцами.

– Здесь нет ничего, что нам нужно. Идем!

И в следующем бутике нет.

И еще в двух.

Наконец он отводит меня к примерочной и просит примерить платье, – черное, атласное, такого странного кроя, что я не сразу понимаю, как именно спрятать в шелковых лентах грудь и застегнуть молнию, но когда таки надеваю, не могу оторвать от своего отражения глаз, настолько кажусь себе откровенной и гибкой.