с солнцезащитными очками — товар оказался редко востребован из-за дороговизны. Но целых двадцать пар автомобильных защитных очков и пять пар перчаток с крагами унтеру посчастливилось приобрести. На остальные средства было закуплено солдатское нательное бельё и наволочки, которые я, ничтоже сумняшеся, решил использовать вместо бахил. Постирать, проварив их со щёлоком, потом не станет большой проблемой, а сёстры с санитарами, благодаря им, всё меньше занесут заразы в чистую зону. С спецобувкой-то у нас полный швах…

Иван Ильич без лишних подробностей объяснил, что ему всё же удалось донести наши требования к обустройству лагеря для лазарета из трёх палаток. И даже определено место с подветренной стороны ближе к задней оконечности пакгауза. Там же уже собственными силами санитары начали рыть ямы под отхожие места. Вот такая вот проза жизни.

Оказалось, что навесы, сколачиваемые у входа, предназначены для стрижки пленных, для чего город прислал аж пять парикмахеров, которые робкой кучкой жались сейчас у дверей пакгауза, прижимая к себе саквояжи с инструментом. Мда…маразм крепчал. Интересно, кто из этих напомаженных куафёров первым словит вшей, а следом и тифозную палочку?

— Иван Ильич, как контакт с местным начальством? — я невзначай отвёл князя в сторонку.

— Нормально, Гаврила. Пока, похоже, мы тут более-менее работоспособная группа. Городские медики не в счёт, они подключатся на стадии работы обсервационного пункта, уже при непосредственной работе с больными.

— Ясно, значит, будем рассчитывать пока на себя. Я гляжу воду в котлах греть уже приступили. Иван Ильич, надо парикмахеров хотя бы халатами, косынками и масками обеспечить. Пусть одевают прямо поверх пальто и шапок, да намекнуть про эфирные масла. А будут кривиться — напугать вшами и тифом, чтоб проняло до печёнок. Иначе, к концу дня все их драпы и каракули придётся сжигать вместе с лохмотьями пленных. А самих отправлять в изолятор.

— А не перегибаешь, Гаврила?

— Помяните моё слово, чудом будет, если большая часть думских врачей с самарскими сёстрами милосердия не заболеет тифом, — я указал на продолжавших расхаживать в одних халатах под пальто эскулапов, что прислал город.

— Н-да…полагаю, это не от незнания, а от растерянности и поспешности, Гаврила. С чего начнём?

— Ваша епархия, Иван Ильич — приём больных у входа в пакгауз после санобработки, сортировка по тяжести, эпидопасности, а также определение последовательности оказания помощи. Ольга Евгеньевна и наши сёстры милосердия с вами. Думские врачи пусть подключаются внутри сообразно квалификации. Распределим живых, вы к ним присоединитесь.

— Живых? — вскинул брови Вяземский.

— Полагаю, до четверти пленных уже трупы, Иван Ильич, — вздохнул я, — поэтому остро встаёт вопрос утилизации трупного материала. Что по ним сказало начальство?

— Утили…что? Ох, Господи! Так много?

— Полагаю, будем медлить, к полудню останется половина.

Вяземский крякнул, хотел было снять фуражку и почесать затылок, но передумал, едва коснувшись козырька.

— Начинай, Гаврила, с божьей помощью. Иначе и правда дождёмся паче чаяния… Все санитары твои, я уже Демьяну сказал. Он, ежели что, поддержит.

— Хорошо, Иван Ильич, следите за девушками, чтобы не увлекались. И постарайтесь уговорить думских медиков надеть перчатки и косынки.

— Попробую, Гавр. Удачи.

— Удачи!

Проверили с Демьяном обустройство лазаретных палаток и установили рядом посты санконтроля из двух выздоравливающих под командой Семёна. Этой троице вменялось следить за соблюдением потока переодевающихся сотрудников и своевременной утилизации и обработке одежды, для чего в пользу лазарета были отданы две железные лохани, изрядный запас карболки, щёлока, керосина и дров. Воды нам, слава богу, доставляли вдоволь две водовозные телеги, благо один из железнодорожных гидрантов находился неподалёку.

Была, конечно, мысль обработать смесью керосина и постного масла швы на халатах и косынках, так как запаха эфирных составов хватало на час-два, не более. Но периодический близкий контакт усталых людей с открытым пламенем костров превратил бы эту меру в довольно опасную игру с огнём. Превратиться в большой горящий факел в подобной одежде было довольно легко.

Начать решил с дальних вагонов. Как ни было тихо внутри, всё же пришлось запрыгнуть внутрь, стараясь дышать через раз. В полумраке вагонного чрева в тусклом свете керосиновой лампы быстро, как мог, обошёл все трупы, щупая пульс на сонных артериях. Чуда не произошло. Здесь работа только для мортусов.

Второй вагон выглядел близнецом первого, но я тем не менее превозмогая позывы к рвоте, методично повторил обход. И судьба меня вознаградила: справа от раздвижных дверей, почти друг на друге, лежали два турка, которых было трудно различить на первый взгляд. Пульс и дыхание определялись довольно отчётливо.

— Горемыкин! Давай ко мне! И ещё двоих, и пару носилок.

Вроде бы, что такого, сгрузить пару доходяг и отнести не далее, чем на сотню-другую шагов в паре с не самым слабым мужиком. Но грязь, а затем скользкие наскоро сколоченные сходни под подошвами сапог превратили простую работу в аттракцион проверки координации.

Болезных, пребывающих в бессознательном состоянии споро приняла бригада думских фельдшеров. С огорчением я заметил, что хоть доктор Месяцев со товарищи и надели ватно-марлевые повязки, от перчаток и косынок, видимо, отказались. Зато Демьяну удалось переодеть парикмахеров, принявшихся за свою работу, едва санитары стали срезать одежду с пленных. Две сестры милосердия, судя по полной экипировке из нашего лазарета, после раздевания и перекладывания больных на свежеструганные доски лавок стали их обмывать мыльным раствором. Пусть не конвейер, и не без огрехов, но дело пошло…

Завёрнутых в простыни и обритых наголо пленных переложили на чистые носилки и понесли внутрь пакгауза. Иван Ильич, показавшийся из ворот склада, махнул мне рукой:

— Гавр, почему только двое?

— Сейчас потоком понесём, думаю, кое-кто и своим ходом дошлёпает, успевайте только принимать!

— Может, ещё что нужно?

Я, приостановившись, задумался на минуту.

— Неплохо было бы кого-то со знанием турецкого языка найти. Лучше муллу какого-нибудь. Больше доверия нам будет. Бунтовать в таком состоянии они вряд ли будут. Но всё же без мусульманского представителя сложновато вопросы решать.

— Пафнутьев вроде бы сказал, что за муллой послали. Татарским. А знает ли он турецкий, бог весть…

— Ладно, готовьтесь, сейчас потоком пойдут. Останавливайте, если что!

Дальнейшие четыре часа смешались для меня в какой-то кошмарный орднунг: бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай! Стараясь выбирать первыми наиболее тяжёлых пациентов, я старался не оборачиваться на протянутые с мольбой руки и хриплые окрики. Тяжелее всего было оставаться безучастным внешне, одёргивать санитаров, готовых брать и тащить всех подряд. Но что такое полдюжины носилок на несколько сотен страждущих?

Откуда-то из прошлой жизни всплыли несколько турецких слов, как саркастический привет из благополучно-сытой, но постоянно ругаемой действительности моего времени.

— Мирхаба, бедолаги! Анламыёрум, короче,