ни хера не понимаю, чего вы там лопочете. Помощь, йардим, там, доктор, лечить! Понимаешь? Ага, хорошо, хорошо, тамам, говорю! Ага, ага, аллах акбар, точно, всем будет акбар п@здец, если вас отсюда не вытащить…что ж ты, падла, тяжёлый-то такой…какая же, с-сука, вонь…

Я уже скоро сам плохо разбирал, на каком тарабарском наречии стал говорить, но, что удивительно, турки понимали, кивали и у многих откуда-то появлялись силы. Моё обещание Вяземскому, что кто-то из них сможет добраться до обсервационного пункта без носилок, оказалось опрометчивым. Носить пришлось всех. Так оказалось, по крайней мере, безопаснее.

Спустя часа три я ещё не испытывал особой усталости, да и увеличившаяся последние дни сила позволяла часто, особенно при транспортировке из вагона, не использовать носилки, а выносить турок прямо на руках. Больше досаждало другое: промокшее насквозь от пота исподнее стало натирать в паху и подмышками. Стопы в сапогах горели огнём, а ворот гимнастёрки казался удавкой. Пот периодически просачивался из-под косынки, но глаз не заливал, стекая по вискам или капая с кончика носа. Представляю, каково было остальным санитарам. Но народ держался. Я, как мог, старался периодически устраивать паузы. Тем более что высокого темпа не выдерживала и принимающая бригада санобработки. Сестрички, замечая наши скрюченные прямо на дощатых сходнях сидячие изваяния, (ложиться я запретил) приносили попить тепловатой кипячёной воды в ковшике на длинной ручке, аккуратно помогая снять санитарам снять повязки, заменяя их свежими.

К концу определённой мною четырёхчасовой смены бригада «носильщиков из преисподней», как назвал нас походя Демьян, сложила носилки в лохань с раствором карболки и побрела колонной к «грязной» палатке лазарета. Пропуская вперёд входящих по одному санитаров, я был привлечён шумом и руганью со стороны въездного пропускного пункта.

От наших палаток было видно плохо, а шум всё нарастал. Встревоженный, я кликнул Семёна, чтобы проследил за санитарами. Сам же ломанулся на шум, не разбирая дороги.

По прибытии на место передо мной предстала презанятная картина. Брёвнышко, служившее шлагбаумом на въезде карантинной площадки, было сорвано со столбика и валялось в грязи. Перед шлагбаумом встала целая кавалькада колясок: из-за тесноты было трудно понять сколько, но пять или шесть, не меньше. Караульные солдатики сгрудились у опорного столба, старательно вытянувшись в струнку и боясь опустить вздёрнутые подбородки, лишь дико вращая глазами. Не менее дюжины полицейских в чёрных шинелях, изображая изломанную двойную шеренгу, вклинились между группой сестёр милосердия, возглавляемой моим шефом, позади которого в распахнутом пальто с непокрытой головой стоял растерянный думский доктор.

Стержнем столпотворения со стороны приехавших карет и колясок была внушительная группа чинов в сверкающих золотом погонах и аксельбантах, в лайковых перчатках, сверкающих орденами и пестрящих лентами, перед которой, как раз напротив Ивана Ильича, грозно топорща усы и краснея лицом, стоял уже знакомый мне полицмейстер Варнаков с парочкой становых приставов в эскорте. Транспортные средства вынуждены были стоять друг за другом из-за узости въездной дороги, проходившей между тесно стоящими грязными стенами складов.

Позади полицмейстера, что и сам отличался внушительными габаритами, возвышалась почти на полторы головы фигура явно высокого чина в фуражке с белоснежной тульей, длинном форменном сюртуке, с сиротливо сияющим на правой стороне груди орденом в виде многолучевой звезды и крестом на шейной ленте. На плечах неизвестного отливали золотом и звёздами широкие погоны. Лицо чиновника украшали густые седые усы и борода, разделённая на две стороны и, на мой взгляд, выглядевшая немного опереточно. Хотя для этого времени, может быть, такая растительность на лице являет собой венец государственной моды…

— Итить-колотить! Неужто сам енерал? — послышался позади меня шёпот Демьяна.

Я обернулся на унтера.

— Что тут за скандал, господин младший унтер-офицер?

— Так я тоже к шапочному разбору поспел. Может комиссия, какая, ревизоры? Обещались же сам вроде прынц Ольденбургский пожаловать…

— Ну, это явно не принц, — пробормотал я, — но птица тоже не низкого полёта…

— Господин Вяземский, па-а-атрудитесь приказать вашим подчинённым освободить дорогу и пра-а-а-апустить комиссию в обсер-р-рвационный пункт! — зычный бас полицмейстера прервал мои размышления. Его лицо покраснело ещё больше, и он сделал шаг навстречу сёстрам милосердия, что стояли рядом с Иваном Ильичом.

— Господа, господа! — не менее внушительно выкрикнул князь Вяземский, — призываю вас к порядку. Пункт санобработки совсем недавно развёрнут, не все больные прошли сортировку, поэтому он закрыт для посещений, во избежание…

— А я говорю, пустишь, морда твоя клистирная! — не выдержал полицмейстер, замотав толстой шеей в тесном форменном воротнике, — ур-р-рядник, ко мне!!!

— Тише, тише, Валериан Валерианыч, — на погон полицмейстера легла рука в лайковой перчатке. Высокий седобородый чиновник, которого Демьян поименовал генералом, как-то быстро, ловко и незаметно ввинтился между полицмейстером и одним из становых приставов, — господин военный врач прекрасно понимает значимость и важность нашей инспекции. Надо только спокойно объяснить.

— Ну ваше превосходительство, Николай Васильевич, так мы и до вечера не закончим, коль всякие лекаришки препоны комиссии ставить будут! Где это видано, самого губернатора не пущать на важный объект?

— Господин полицмейстер! — голос Вяземского заледенел, и он сделал полшага вперёд, — благодаря «лекаришкам», как вы смели выразиться, инфекция успешно будет локализована в пределах обсервационного пункта в ближайшие часы. Если же вы, господин Варнаков, имеете что-то лично против меня, то князь Вяземский к вашим услугам! — забывшись, Иван Ильич стал стягивать с руки резиновую перчатку, но та не поддавалась. Все сёстры милосердия оцепенели, глаза полицмейстера налились кровью. Пора было вмешиваться. И я, позабыв, что так и не скинул свою санитарную экипировку, изгвазданный в грязи и пропахший ядрёной смесью запаха пота и эфирных масел шагнул из-за спин сестёр милосердия.

— Господа, послушайте! Не время для ссор и дрязг! Война сегодня пришла к нам в самом её поганом виде. Так неужто мы, отбросив нелепые условности, не найдём занятия достойнее?

Глава 12 (Ч. 2)

Красная рожа полицмейстера с налитыми кровью глазами развернулась в мою сторону, словно орудийная башня линкора, рот его приоткрылся, а сжатая в кулак кисть руки начала свой медленный путь к кобуре. Повисшее молчание прервал уже знакомый голос губернатора.

— Иван Ильич, дорогой, а не представите ли нам вашего подчинённого? Похоже, этот человек единственный из нас, кто пока занят реальным делом.

Из полицмейстера словно выпустили лишний воздух. Грудь его тихонько сдулась, лицо приобрело нормальный розовый оттенок, взгляд же обратился в сторону губернатора.

— Ваше высокопревосходительство, Николай Васильевич, — Вяземский, ловя волну, мгновенно переобулся. Вот же хват! Настоящий князь. Вот только что, едва не влез в дуэль, а теперь как гладко стелет, даже строевую стойку изобразил, — этот молодой человек старший над