– Легче.

– Нет, – отчаянно выкрикнула она. – Сейчас, Кросс.

– Так требовательна, – поддел он, хотя кровь уже кипела. – Сейчас так сейчас.

Он осторожно развел ее бедра, обнажив средоточие женственности. Влажное. Горячее. Совершенное.

Поцеловал ее, как обещал в ту ночь в своем кабинете. Так, как он мечтал по ночам, когда лежал в темноте, представляя, как это прелестное видение поднимается над ним. Открытое и готовое к его поклонению.

В точности как сейчас. Пиппа стояла над ним, держа одной рукой сапфировые юбки. Другая зарылась в его волосы, удерживая голову на месте, когда он вдавливал язык в ее мягкость, наслаждаясь вкусом, лаская медленно, неторопливо, отчего она вздыхала, извивалась, стараясь податься вперед.

Она сама была наслаждением и жаром, и страстью: первый глоток чистой воды после многолетнего пребывания в пустыне.

Кросс нашел сердцевину ее желания и стал гладить, сначала медленно, потом быстрее, пока время не исчезло. Его окружали ее звуки, ощущения тела, ее вкус. У него не было желания отстраниться. Он обещал ей много часов таких ласк и мог поклоняться ей, стоя на коленях целую вечность.

Пиппа давно выпустила юбки, и ее бедра дрожали под его прикосновениями. Она выгнулась, предлагая себя. Он взял предлагаемое и одним сильным выпадом проник в нее пальцами. Глубоко.

Она мгновенно рассыпалась под его пальцами и губами, выкрикивая свое наслаждение, и он перенес ее через край пропасти, через ее страсть, продолжая ласкать рукой и поцелуем, со всем желанием и порочностью, которым противился последние шесть лет… нет, гораздо больше. Кросс наслаждался ее мягкостью и звуками, не желая покидать ее. Желая испытать с ней все.

Пиппа выдохнула его имя, вцепившись в его волосы, и он кончил вместе с ней, обильно и жарко. В этот момент он должен был почувствовать смущение или стыд, или что-то бесконечно более низкое. Но вместо этого понял, что ждал этого момента. Ждал ее.

И тут, в темноте, когда ее тихие крики заглушались возбужденным ревом игроков, Кросс перевел дыхание и провел ладонями по ее бедрам, поправляя юбки и обдумывая пугающую возможность того, что Пиппа Марбери может оказаться его спасительницей.

Мысль пронзила его, такая же быстрая и неожиданная, как разрядка, и Кросс склонил голову, глядя на маленькие туфельки цвета сапфира и наслаждаясь ощущением ее рук в его волосах.

Именно в эту минуту их обнаружил Темпл.

Вошел и остановился в дверях. Шесть футов мышц словно окаменели, лицо, покрытое шрамами, потрясенно вытянулось:

– Я не…

Руки Пиппы молниеносно поднялись, и Кросс без ее прикосновения словно оказался голым.

– Ваше сиятельство, – сказала Пиппа, и титул Темпла испугал его. Напомнил о том, где они находятся. О недопустимости ее пребывания здесь.

– Я… мы…

Ему нужно время подумать.

Понять, что сейчас произошло.

Как все изменилось.

Кросс встал:

– Убирайся.

– Я? – ахнула Пиппа.

Не она. Никогда. Но он не мог заставить себя что-то сказать ей. Пока. Не знал, что скажет. Как скажет. Она уничтожила его. Полностью. А он не был готов к этому. К ней.

К тому, какие чувства она в нем вызывала.

К тому, какие вещи заставляла делать.

К будущему, которым его искушала.

– Думаю, он имеет в виду меня, миледи, – вмешался Темпл.

«Почему же он еще здесь?»

Темпл ответил так, словно Кросс говорил вслух:

– Приехал Найт.

Научный дневник леди Филиппы Марбери

О боже! (зачеркнуто).

Похоже, всякие дискуссии о грубых животных и плотской похоти в тексте свадебной церемонии предназначены не только для жениха.

Я никогда в жизни не испытывала чего-то столь…

Удивительного (зачеркнуто).

Великолепного (зачеркнуто).

Эмоционального (зачеркнуто).

Ненаучного.

30 марта 1831 года.

Шесть дней до свадьбы

Кросс немедленно покинул Пиппу, предоставив ее покровительству Темпла, хотя ненавидел саму мысль о том, что она осталась в клубе с другим мужчиной. Не под его защитой. Вне поля его зрения.

Вне кольца его объятий.

Он хотел, чтобы она поехала домой. Оказалась в безопасности, подальше от этого места и этих грубых животных. Он хотел быть с ней.

Кросс задержался ровно настолько, чтобы сменить брюки. И тут новая мысль поразила его.

Он хотел быть с ней вдвоем. В своем доме.

Не в этом захламленном кабинете, на его неуютной импровизированной постели. В его городском доме, куда он никогда не приводил женщин. Где редко бывал. Где демоны никогда не уставали его преследовать.

«Пиппа не встала бы на сторону демонов».

Кросс коротко усмехнулся. Пиппа изгнала бы всех демонов своей логикой и непрестанными вопросами и нежными прикосновениями. Прикосновениями, по которым он уже истосковался.

Кросс хотел, чтобы она касалась его. Всюду. Хотел касаться ее. Всюду. Хотел ласкать ее и держать, и целовать, и сделать своей всеми возможными способами.

Пиппа собиралась понять, что такое вожделение? Он может показать ей. Время еще есть. До Каслтона осталось шесть дней.

«Этого так мало…»

Что-то сжалось в его груди при этой мысли.

«Она собирается выйти за Каслтона».

Кросс сел, чтобы с яростной силой натянуть туфли.

«Я сделаю это, потому что согласилась и не люблю нечестности».

Черт бы все это побрал! Она помолвлена с ординарным, скучным, ничем не примечательным идиотом.

Не таким уж идиотом. Догадался же он сделать предложение Пиппе. Выхватил ее перед самым носом остальной Англии, когда эта самая Англия отвернулась.

Но она растаяла в объятиях Кросса. От прикосновения его губ. Неужели это ничего не значит?

Он ничего не может поделать. Не может остановить. Филиппа заслуживает идеальной свадьбы с ее красивым, пусть и не слишком умным графом. Она заслуживает человека, которого не мучают демоны. Человека, который даст ей дом. Лошадей. Собак. Семью.

И детей. Маленьких светловолосых детишек. И все в очках. Все улыбаются матери. Ему…

Кросс решительно прогнал видение, встал и одернул фрак.

«Невозможно!»

Филиппа Марбери не для него. Ни в коем случае. Он мог дать ей все, что она просила сейчас… мог рассказать ей все о ее теле и желаниях, и нуждах… подготовить ее к тому, чтобы она просила всего, чего хочет.