«Пока человек жив, безвыходных ситуаций нет», – я повторяла эту фразу как мантру. Старалась подбодрить Гошу, как только умела.

Но все мои слова – такое ощущение – проходили мимо него. Я понимала, что он не может думать ни о чем, кроме предстоящего суда. И мучилась оттого, что не могла повлиять на исход дела – идея встречи с собственником сети провалилась. Много раз я говорила Гоше, что какое бы решение ни принял суд, мы с ним продолжим общаться. Будем поддерживать, чем только возможно. Всегда. Гоша в такие моменты внимательно слушал меня и ничего не говорил. Я видела только, что в его глазах стоят слезы.

И чем дальше, тем яснее понимала, что все бесполезно. Я не могу помочь вот так – оставаясь на расстоянии. Нет никакого толку от разговоров, нужно брать ответственность за жизнь ребенка на себя целиком. И в то же время мы не могли забрать Гошу в свою семью. Не потому, что он «вор и алкоголик», как говорила Даша, – в это я ни минуты не верила, понимала, что эти явления в его жизни только реакция на сиротство, а не часть личности, не характер. Мы не могли, потому что семья уже и так трещала по швам. Корабль бодро шел ко дну, адаптация Даши Большой лишила ресурсов и меня, и Дениса. А кроме того, гремучая смесь из двух непокорных девиц подросткового возраста «без царя в голове» с весьма опытным в сомнительных делах молодым человеком не сулила ничего хорошего. Мы боялись не справиться и навредить всем: Гоше, Даше Большой, Даше Маленькой, Нэлле, себе.

С Гошей мы об этом честно поговорили. Сказали ему, что принять его под опеку или усыновить не можем. Но и не бросим никогда, будем обязательно помогать. Я и сама старалась поверить в то, что это возможно – помочь ребенку, не сделав для него самого главного, не приняв в семью. Но на деле все это оказалось пустым самообманом…

В мае, за несколько дней до шестнадцатилетия Гоши, состоялся суд. Он попал под амнистию и остался на свободе! Это был невероятный праздник для него и для нашей семьи. Несмотря на то что все остальные дела в тот период шли неважно, мы все воспрянули духом.

А сразу после дня рождения он начал писать свою книгу в ежедневнике, который я ему подарила – словно решил начать новую жизнь. Присылал мне то несколько абзацев, то всего пару строк в сообщениях. Я бережно собирала все до единой в один файл и возвращала текст Гоше, исправив ошибки.

Главная помощь для любого ребенка – это заботливая любящая семья. Что бы ни было в жизни, первое, что необходимо сделать, – создать опору в виде семейных отношений. И после заниматься воспитанием, призванием, образованием, будущим. В обратном порядке, к сожалению, не работает.

Другая семья

Май 2015 года стал переломным в жизни Гоши во всех отношениях. В середине месяца на мероприятии фонда, которое я организовала, Гоша познакомился с женщиной – кандидатом в опекуны. Они начали общаться, и потом события стали разворачиваться стремительно. Гоша хотел стать чьим-то сыном. Мечтал вырваться из детского дома: в то лето его отправили «на отдых» не в летний лагерь, а в приют для сложных детей. Да и материальное положение кандидата – будем откровенны – сыграло важную роль. Гоша пришел в восторг от ее машины, квартиры, одежды и других несметных богатств.

Не скажу, что мне тогда легко далась эта история – в деталях мы с Гошей рассказываем о ней в книге «Меня зовут Гоша», – но я чувствовала, что мы не имеем права грубо вмешиваться в ход событий. Да и как можно переубедить взрослого человека изменить решение, на каком основании я вдруг стану этого требовать? Тем более, что помимо тревоги за судьбу ребенка я испытывала нечто похожее на ревность. Гораздо меньше, чем в случае с Дашей и ее мамой, но, очевидно, это чувство мешало мне быть объективной.

У нас с Денисом был шанс стать для Гоши мамой и папой, но мы им не воспользовались. Испугались, что наш семейный корабль не выдержит еще одного непростого ребенка. Значит, поезд ушел. Нужно отпустить.

И все же я очень сильно переживала за Гошу – у женщины, которая оформляла на него опеку, не было опыта воспитания детей. Она руководила небольшим бизнесом, была властной и самоуверенной. Конечно, все было в полном порядке и с ее документами, и с достатком, но меня терзали сомнения. Гоша не всегда будет послушным и смирным мальчиком, который изо всех сил старается нравиться. Пройдет немного времени, и он начнет показывать свой характер. Я уже знала, как непросто это бывает, проживая адаптацию Даши. И у меня не было сомнений, что упрямства в Гоше тоже предостаточно. Я говорила и с ней, и с Гошей, просила обоих не торопиться с решением, продолжить пока общение в гостевом формате. Но их было уже не остановить. Гоша хотел в семью.

Опекун Гоши довольно быстро «закрутила гайки». Она запретила ему гулять, навещать друзей в детском доме, приводить кого-либо в квартиру и поддерживать контакт с нашей семьей. «Теперь я его мама, – объяснила она мне свое решение, – общайтесь через меня». Для Гоши запрет был аргументирован тем, что Нэлла и Даша Большая могут его испортить. Похоже, Гоша должен был переродиться и стать кем-то другим. Соответствовать ожиданиям новой семьи.

Тревога за них нарастала. Я боялась, что пружина, которую слишком сильно сжимают, может в один прекрасный момент распрямиться и вылететь из гнезда. Звонила опекуну Гоши примерно раз в неделю, поскольку чувствовала свою ответственность за все происходящее. Пыталась понять, все ли в пределах нормы. Поначалу дела шли неплохо, по крайней мере, со стороны так казалось. К тому же мне хватало приключений со своими детьми: в разгаре была та ужасная поездка в Крым, во время которой Нэлла с Дашей были всем недовольны. Мы пытались добиться мира в своей семье.

А с наступлением осени и выходом в новую школу – спасибо опекуну за то, что договорилась и устроила Гошу снова в девятый класс, это оказалось чудесным вкладом в его будущее! – ситуация начала постепенно взрываться.

– Я его сдам в полицию! – практически визжала она мне в трубку.

– За что?! Он что-то украл?

Даже если так, я не видела причин для того, чтобы угрожать такими вещами собственному ребенку. В конце концов, адаптация никому еще не давалась легко. Старые привычки тоже быстро не уходят. Нужно работать.

– Нет! – она не снижала голоса. – Он поцарапал свой новый телефон!

– Свой собственный?! – От изумления я даже и не знала, что сказать.

– Да! Я ему месяц назад подарила новый, – не унималась она, – вызываю наряд немедленно, пусть его увозят назад, в детдом.

Битый час я пересказывала в трубку содержание занятий Школы приемных родителей про адаптацию. Моментами казалось, что она слышит, но потом оказывалось, что нет.

– Это какое-то отродье! Вредитель!

Я уговорила ее не принимать решений в таком состоянии, тем более время давно перевалило за полночь. Денис все это время бросал на меня красноречивые взгляды, которые ясно говорили: «займись своей семьей и собственным домом, ты здесь-то не справляешься». Кое-как я уговорила собеседницу подумать обо всем случившемся завтра, а сейчас лечь спать. На следующий день все было тихо, видимо, буря прошла.