Но она переживала за кубинский народ. Он отринул своего гигантского соседа, Соединенные Штаты, до которых в самом узком месте Флоридского пролива всего 180 километров. Таня понимала, что когда-нибудь США захотят наказать кубинцев. Когда она думала об этом, то представляла маленькую птичку, которая смело снует в открытой пасти хищника, выковыривая остатки пищи между острыми, как ножи, зубами.

Но оправдано ли неповиновение кубинцев? Только время покажет это. Таня пессимистически относилась к перспективе реформирования коммунизма, но кое-что из того, что сделал Кастро, заслуживало восхищения. В 1961 году, в Год образования, десять тысяч студентов отправились в сельские районы учить грамоте крестьян. Это был героический поход, имевший целью ликвидировать неграмотность за одну кампанию. Первая фраза в учебнике для начинающих была «Крестьяне работают в кооперативе», и что из этого? Народ, умеющий читать, лучше разбирается, что такое пропаганда.

Кастро не был большевиком. Он презрительно относился к ортодоксальности и пытливо искал новые идеи. Вот почему он раздражал Кремль. Но и демократом он не был. Таня огорчилась, когда он заявил, что революция сделала выборы ненужными. И лишь в одном он раболепно подражал Советскому Союзу: по совету КГБ он создал безжалостно действенную тайную полицию для подавления инакомыслия.

В конечном счете Таня желала успехов революции. Кубе необходимо было покончить с отсталостью и колониализмом. Никто не хотел возвращения американцев с их казино и проституцией. Но Таня сомневалась, смогут ли кубинцы самостоятельно принимать решения. Враждебность Америки толкнула их в объятия Советов; но по мере сближения Кастро с СССР становилось все более вероятным, что американцы совершат вторжение. Кубе нужно было только, чтобы ее оставили в покое.

Но, возможно, сейчас появился шанс. Таня и Паз относились к горстке людей, знавших, что в этих длинных деревянных ящиках. Она сообщала напрямую Димке о том, насколько эффективен зонтик безопасности. Если замысел удастся, Куба будет надежно защищена от американского вторжения и получит передышку, чтобы найти свою дорогу в будущее.

Во всяком случае, так она надеялась.

С Пазом они были знакомы уже год.

— Ты никогда не рассказывал о своей семье, — сказала она, когда они наблюдали, как ящик устанавливается на трейлера. Она обратилась к нему на испанском языке, на котором к этому времени научилась говорить вполне прилично. Еще она чуть-чуть разговаривала по-английски с американским акцентом, поскольку многие кубинцы изредка пользовались этим языком.

— Моя семья — революция, — произнес он.

Бред, подумала она.

Тем не менее она не собиралась отказываться от мысли спать с ним.

Паз может оказаться вторым Василием, только с темной кожей — красивый, обаятельный и неверный. Возможно, к нему стояла целая очередь кубинских девушек со сверкающими глазами, чтобы переспать с ним.

Не будь циником, сказала она себе. Если мужчина красив, он не обязательно должен быть ловеласом. Может быть, он просто ждет женщину, которая станет его спутницей жизни и будет вместе с ним трудиться, чтобы построить новую Кубу.

Ящик с ракетой укрепили на трейлере. К Пазу подошел невысокого роста подобострастный лейтенант по имени Лоренцо и доложил:

— Все готово, можно ехать, генерал.

— Поезжайте, сказал Паз.

Грузовик медленно тронулся с места. Заревели моторы мотоциклов, и эскорт выкатил впереди грузовика, чтобы освобождать ему дорогу. Таня и Паз сели в военную машину, универсал «бьюик лесабр» и пристроились позади конвоя.

Дороги Кубы не были приспособлены для движения таких грузовиков с 25-метровым трейлером. В течение последних трех месяцев саперы Советской армии построили новые мосты и спрямили крутые повороты дороги, и все же конвой по большей части двигался со скоростью пешехода. Таня с удовлетворением отметила, что все другие машины были убраны с дорог. В деревнях, через которые они проезжали, в низких деревянных домах на две комнаты свет не горел и двери были закрыты. Димка был бы доволен.

Таня знала, что с судна у причала на другой грузовик уже перегружается еще одна ракета. Работа будет продолжаться до рассвета. Весь процесс разгрузки займет две ночи.

Пока Димкина стратегия проводилась успешно. Как будто бы никто не подозревал, что Советский Союз замышляет на Кубе. В дипломатических кругах не велись разговоры, и неконтролируемые западные газеты не поднимали шума. Ожидаемого взрыва возмущения в Белом доме пока не последовало.

До американских промежуточных выборов оставалось еще Два месяца; еще два месяца, в течение которых огромные ракеты в обстановке строжайшей секретности должны были быть установлены и приведены в пусковую готовность. Таня не знала можно ли это сделать.

Двумя часами позже они въехали в широкую долину, где расположились советские военные части. Здесь саперы оборудовали стартовую площадку. Это была одна из более десятка площадок, скрытых от постороннего глаза среди гор по всему острову, протянувшемуся на 1250 километров с запада на восток.

Таня и Паз вышли из машины и стали наблюдать, как ящик сгружается с трейлера, опять-таки при свете прожекторов.

— Мы сделали это, — сказал Паз с удовлетворением в голосе. — Теперь у нас есть ядерное оружие. — Он достал сигару и зажег ее.

С осторожностью Таня спросила:

— Сколько нужно времени, чтобы разместить ракеты?

— Немного, — равнодушно ответил он. — Недели две.

Он был не расположен думать о проблемах, но Тане казалось, что эта нелегкая задача может занять больше двух недель. Долина представляла собой окутанную пылью строительную площадку, где еще мало что успели сделать. Тем не менее Паз был прав: они выполнили труднейшую часть работы — доставили на Кубу ядерное оружие, и американцы не заметили этого.

— Взгляни на эту крошку, — проговорил Паз. — Когда-нибудь она упадет посередине Майами. Бах!

Таня содрогнулась при мысли об этом.

— Надеюсь, что этого не произойдет.

— Почему?

Нужно ли ему объяснять?

— Это оружие должно служить угрозой. Предполагается, что оно заставит американцев из страха отказаться от вторжения на Кубу. Если оно будет применено, они будут разгромлены.

— Возможно, — заметил он. — Но если они нападут на нас, мы сможем стереть с лица земли американские города.

Тане стало неприятно, что он рассуждал о такой чудовищной возможности с явным удовольствием.

— Что в этом хорошего?

Казалось, он удивился ее вопросу.

— Мы отстоим честь кубинского народа. — Он произнес испанское слово dignidad1(Честь, достоинство (исп.)), словно оно было священным.

Она не верила своим ушам.

— Значит, вы начнете ядерную войну ради вашей чести?