Кедров начал говорить и закашлялся. Свирский налил ему воды. Антон Петрович молча отодвинул стакан.

— Если бы вы знали, господа офицеры как мне тяжело слышать ваши слова. Два летчика погибли, а оставшиеся два подозреваются в измене, и один из них мой сын. Да, что тут говорить, по сути все они мне как сыновья. Но, ничего не поделаешь, что произошло, то произошло. Хотя я, если честно не верю в ваши предположения. Все от начала до конца является чудовищными происками ваших врагов, среди которых моих сыновей нет и быть не может. Вы задали вопрос, полковник… Повторите, пожалуйста, я прослушал.

Свирский повторил свой вопрос. Кедров на секунду задумался.

— Он сможет пролететь километров сто-сто двадцать. Но, обычно мы даем больше.

— Зачем?

Кедров пожал плечами.

— Да так… Вы ведь когда едете на своей машине на дачу за тридцать километров от столицы наверняка льете в бензобак не три и не пять литров, а пятнадцать-двадцать. Российская психология — на всякий случай.

Рожков что то отметил на листке бумаги.

— На этот раз зальете минимум, необходимый для показа.

— Хорошо, как скажете.

Йорк с интересом слушал их беседу. Потом спросил.

— А дозаправиться он сможет? Я имею в виду, где-нибудь на другом аэродроме?

Свирский подошел к карте и провел указкой вокруг Жуковского.

— В указанном радиусе нет неизвестных нам взлетно-посадочных полос, которые смогли бы принять истребитель такого класса как «Саблезубый».

— А известные?

Свирский бесконечно удивился.

— Господин Йорк, вы что же, думаете, что на наши военные аэродромы могут приземляться все кому не попадя и брать там горючее? Обижаете!

Йорк пыхнул дымком и скосил глаза куда то в угол кабинета.

— Прошу прощения. Красную Площадь вспомнил. Как на нее на «Цессне» немецкий парень приземлился. Руст его звали, кажется. Вы не забыли этого инцидента, полковник?

Свирский моргнул и посмотрел на Рожкова. Тот усмехнулся — получил, мол? Потом пришел на выручку заместителю.

— Поверьте, Йорк, дозаправиться истребителю совершенно негде. Если вы скажете мне, что и без дозаправки «Саблезубый» свободно достает до Москвы, то я вам отвечу, что на нем не будет никакого вооружения. Ни ракет, ни боезапаса для пушек и пулеметов. А если озвучить бредовую мысль, что самолет может таранить Кремль, то… Надо тогда вообще запретить воздухоплавание.

Генерал закурил и призвал участников совещания.

— Хотелось бы смотреть на вещи реальнее. Но, несмотря на то что мы выяснили, что угнать и вооружить истребитель невозможно, допущение такое все же сделаем. Итак, «Саблезубый» с достаточным запасом топлива и боевыми ракетами на борту идет в направлении… Каком?

Генри Йорк загасил окурок и достал следующую сигарету. Свирский вдохнул дымок и осторожно протянул руку к генеральской пачке.

— Это вопрос скорее всего ко мне, господин генерал. Попробую ответить на него. Мы с мистером Трентоном проанализировали все возможные ситуации и сошлись во мнении, что акция, если таковая произойдет, будет направлена на США или наших союзников. Мердоку не нужен ни ваш Кремль, ни атомные станции, ни плотины. Ему нужны мы. Именно с нами он хочет расквитаться за побои, за яму с водой за то, что его бросили в Китае. И за бамбук, конечно.

Свирский успешно закончил операцию с генеральской сигаретой и спросил.

— Какой бамбук?

— Старинная китайская пытка. По отзывам очень болезненная процедура.

Рожков пододвинул заместителю зажигалку и заметил.

— Но, господин Йорк, таких целей масса! Вся Европа. Просчитать невозможно.

Генри Йорк вздохнул.

— Вот именно. Меня утешает только то — не сочтите, господа за цинизм — что у Мердока есть всего четыре ракеты и что до США вашему истребителю не долететь.

Все замолчали. Рожков смотрел на карту, которую разноцветные пятна государств делали похожей на мозаику. Свирский курил генеральскую сигарету и успокаивал себя тем, что все их разговоры, это не более, чем предположения и завтрашний полет в Жуковском, конечно же пройдет без всяких происшествий. Йорк, сделав для себя вывод, что Соединенным Штатам в любом случае ничего не угрожает, а Европа сама пусть заботится о своей безопасности, немного успокоился и откинулся на спинку кресла. Антон Петрович Кедров убеждал себя, что уже хорошо, что Алексея допустили к показу истребителя, а потом сын немного придет в себя и жизнь выровняется.

Каждый из участников совещания подсознательно верил в лучшее, но общий фон оставался тревожным как перед грозой.

Наконец, Рожков прервал затянувшееся молчание.

— Итак, мы пришли к выводу, что противник завтра ничего нам противопоставить не может. Предположения о возможном броске истребителя на Европу я отношу к категории умозрительных. Слишком много надо сложить кубиков, чтобы выстроилось это здание. Тем не менее, охрана всех военных аэродромов, находящихся в зоне досягаемости «Саблезубого» будет предупреждена и усилена. Это все, что мы можем и должны сделать на данный момент. Не будем недооценивать врага, но и переоценивать его тоже не надо. Если есть вопросы, я к вашим услугам.

Вопросов не было. Участники совещания попрощались друг с другом и договорились встретиться завтра, в воскресенье на аэродроме в Жуковском.

Выйдя из Управления, Антон Петрович сказал водителю, чтобы тот ехал на Новый Арбат, где находилась квартира отца и сына Кедровых. Зная, что Алексей наверняка сидит дома голодный, он по дороге зашел в магазин и накупил без разбора продуктов, что посытнее.

Лифт долго тащил его на семнадцатый этаж высотного здания. Наконец, двери разъехались и Антон Петрович надавил кнопку звонка своей квартиры.

Никто ему не открыл. Кедров позвонил еще несколько раз, подумал, что Алексей спит и открыл дверь своим ключом.

Сколько раз он возвращался в эту квартиру из дальних командировок в разные города и аэродромы! Не счесть! И все время ему казалось, что приходит он в чужую квартиру. Большие, полупустые комнаты с высокими потолками, длинные темные коридоры… Пока была жива Валя, все казалось другим. Может переехать в другое место? Говорят, перемена мест лечит… Или получится как в математике — от перемены мест слагаемых сумма не меняется? А, бог с ней, с этой квартирой! Послезавтра снова в Сибирск.

Антон Петрович заглянул в одну комнату, в другую, но Алексея нигде не было. Может в кино пошел? Или к Леночке, своей неудавшейся невесте? Уж хоть бы у них все наладилось.

Кедров подхватил сумку с продуктами, вошел в кухню и остановился на пороге.

За кухонным столом посреди кухни сидел, подперев голову ладонью его сын. На глянцевой клеенке валялись сухие куски хлеба, стояла солонка, стакан, а напротив Алексея отражала своим содержимым желтоватый свет лампы бутылка водки.