Вот известия периодической прессы всех государств.

«Нам сообщают, что один из роскошнейших памятников католического искусства, собор Святого Петра в Риме, стоивший около семисот тридцати миллионов, внушает архитекторам серьёзные опасения. Уже давно купол, самый обширный в свете, лопнул в нескольких местах, и десять железных полос, весом более шестидесяти тысяч килограммов, были прилажены в опасных местах для предохранения свода от падения. Теперь замечено, что фонарь (верхушка купола), весь почти отделанный золотом, над которым возвышается крест собора, треснул тоже в нескольких местах.

Многочисленные громоотводы, поставленные на соборе при Пии VII, не позволяют предполагать, что это случилось вследствие грозы. Теперь фонарь обвязан тяжёлыми железными цепями, чтобы остановить дальнейший ход трещин».

Купол собора Святого Петра, хотя и поддерживается четырьмя столбами, каждый в шестьдесят девять метров в окружности, получал в разные времена трещины, причину которых объясняли свойствами почвы, подверженной частым землетрясениям, а также и некоторыми ошибками в постройке, например тем, что столбы внутри сделаны пустыми, несмотря на запрещение знаменитого Буонарроти (Микеланджело). Фонарь совсем не весь из золота, как кричали римские газеты, — это утка, пущенная чичероне.

Но главная причина этих трещин заключается в громадной тяжести железных обручей, которые опоясывают купол и связывают его части, но слишком отягощают столбы. В Париже было то же самое с Пантеоном, но искусство французских архитекторов успело предохранить его от всякой опасности.

Шар, который лежит на фонаре купала, называется pallа, тут на мраморных досках, вделанных в ступени лестницы, вырезают имена государей и князей, совершивших восхождение, вместе с числом и годом этого события и следующей тирадой: Sali alia cupola ed entró nella palla. Первая из этих надписей относится к 1783 году и была вырезана в честь Иосифа II. Принцесса Христина Неаполитанская проездом в Мадрид в 1829 году, куда она следовала для бракосочетания с Фердинандом VII, прошла в узком бронзовом проходе, который ведёт на лестницу к palla; это была тогда тоненькая стройная невеста; со своей раздобревшей талией она этого впоследствии никогда не была бы в состоянии совершить.

После посещения одного августейшего изгнанника, 15 ноября 1839 года, формула надписей изменена; теперь на мраморной доске пишут: Оnoró di sua visita la cupola Vaticana e sali nella palla. А пока это сочиняли, купол чуть было не обрушился и храм не развалился. Это прообраз светского папского владычества, которое окружается пышностью, но рвётся на каждом шагу и когда-нибудь своими обломками раздавит духовную власть, злейшим врагом которой она уже и ныне себя выставляет.

Папа имеет 2 800 000 подданных. Столица — Рим — насчитывает 175 729 жителей, кроме евреев. Всё политическое его значение ограничивается хитростью, коварством, интригами и тайными сношениями с католическим духовенством и монашескими орденами. Светская власть, для которой они унизили Церковь и религию, разбилась в дряхлых руках первосвященников. Правительство и церковь взаимно привели друг друга к погибели и сделали очевидным, как день, несовместность и невозможность их соединения. Это возрастающее бессилие Рима предаёт его в руки всевозможных враждебных влияний; согбенный под игом Австрии, он боится и Франции, а Италия ненавидит его как единственное препятствие к объединению всей итальянской нации.

ГЛАВА XXI

РИМ И ПАРИЖ

В течение веков между папами и наихристианнейшими королями возникали нередко серьёзные размолвки и недоразумения. Громы Рима не пощадили и тех корон, которые святой престол величал старшими сынами церкви.

Реформация нанесла тяжёлый удар римскому владычеству во Франции. Сквозь эту брешь, сделанную в здании католицизма, стал проникать в вероучение дух пытливого сомнения и спора, и всё здание, основанное на легковерии народов, начало разрушаться.

Преследования, убийства, костёр и ссылка не могли уничтожить нового учения, оно, напротив, усилилось и возросло в этой борьбе, которая часто стоила жизни из-за разности религиозных убеждений.

Набожность Людовика XIV, благочестивые жестокости его фанатической старости, лицемерные негодования фаворитки и ярость иезуитских духовников не остановили движения умов, стремящихся к духовной и умственной независимости.

В эту-то эпоху, когда народное невежество боролось против нелепейших суеверий и когда борьба шла из-за пустяков и мелочей, римское епископство положило впервые начало галликанским льготам и послаблениям.

Бассюст, голос которого гремел лишь для того, чтоб восхвалять первосвященников, наносил, однако, меткие удары римскому господству, и французское правительство в то же время умеряло горделивость тиары и отвергало предания папского главенства.

Следующий век застал Францию отлично приготовленной к принятию философских идей и направлений. Распущенность регентства развратила общественные нравы. После страшного застоя мысли пришло время вольнодумства: философия, порвав последние узы прежнего подчинения, была принята с восторгом и прельщала все умы.

К этому-то времени относится окончательное падение во Франции ультрамонтанизма. Не нам судить, до чего дошла эта реакция в общественной мысли. Знаменитый орден иезуитов, принимавший участие во всех печальных кризисах католических государств, один пытался бороться с этим бурным потоком; но и иезуиты были унесены стремительным потоком, подобно прочим обломкам римского могущества.

Когда после приговоров французского парламента негодование всей Европы и голос его собственной совести вырвали у Ганганелли в 1773 году согласие на уничтожение иезуитов, последние поклялись, что народ, ныне отнимающий у них всё христианство, будет им когда-нибудь принадлежать. Последующие события доказали, что если решимость Климента XIV сумела привести в исполнение столь энергическое намерение, то римская политика на этот раз, несогласная с волей верховного главы, не переставала тайно хлопотать о восстановлении того, что он уничтожил.

В этих обстоятельствах и особенно в ряде фактов, ещё ближе касающихся современной истории, французское духовенство сделало непростительный промах: это был договор с Римом и иезуитами о независимости национального чувства. Этой ошибке должно приписать все несчастья и ужасы времён революционного периода. Духовенство было бы чтимо и защищаемо во Франции, если бы, вместо того чтобы быть самым деятельным и могущественным орудием унижения и подчинения, оно смело вступилось за дело братского равенства, завещанного Христом. Влиянию римской испорченности необходимо приписать и безнравственность, гордость, разгульность и беспорядочность французских прелатов, против которых так часто и справедливо возмущалась народная молва. Пагубные последствия этого недостойного поведения внушили настоящему времени законное недоверие, которое только подтвердилось фактами. Риму и его развращённому влиянию нужно приписать несчастья, которые в течение более полувека потрясали галликанское духовенство.

Когда вспомнишь все частые и торжественные предупреждения, которые Франция делала римскому могуществу, становится окончательно непонятным папское упорство в нападениях на льготы французской церкви и его сопротивление прогрессу и цивилизации, к которым так жадно стремится Франция.

История этой борьбы представляет столь живые, полные правды картины, что Ноемия со