— Ты ему понравился, — сказала девушка.

— А я всем животным нравлюсь, — мальчик последний раз погладил Шилда по голове, и встал. — Они меня любят. И я их тоже люблю.

— Надо будет попросить Маршала поймать для тебя рыбку, — предложила Айрин. — Он ведь дрессирует рыб.

— Тогда лучше морского дракончика, — оживился мальчик. — Айрин, а попроси ты! Ты взрослая, он тебя послушает…

— А тебя нет? Или ты стесняешься попросить? Через горы прыгнуть можешь, а попросить поймать — не можешь? — подзадорила Лёшу Айрин.

— Могу. Вот и попрошу сам, — насупился мальчик. — Я хочу красного. Вдруг он синего словит? Зачем мне синий? Они кусючие…

* * *

— Тебе ведь лёд нужен, правда?

— Правда. А как ты угадал?

— Чего тут угадывать… всем нужен лёд. Нужен всем, а отколотить не все могут, — Лёша ловко перепрыгивал с камня на камень. — Я не могу.

— Почему? — удивилась Айрин.

— Старики говорят, что нельзя, — с сожалением ответил мальчик. — Им тоже нельзя. И девчонками нельзя.

— А мне?

— Не знаю. Может, и можно, раз ты сюда долезла. Я только недолго с тобой тут, хорошо? — попросил Лёша. — Дорогу покажу, и вниз побегу.

— Думаешь, Маршал сегодня прилетит? — догадалась Айрин.

— Не думаю, а знаю, — усмехнулся мальчик. — Сегодня драконья регата как раз, а они с Тоцем судьи. А еще Гласси лабиринт вечером откроет, надо будет бумажки пораскидывать.

— Сколько же у тебя дел, — похвалила Айрин.

— Приходится, — вздохнул мальчик. — Мы ж такие… если мы без дела будем сидеть — фьють! И поминай, как звали. Разловопло… фу ты, слово забыл, как правильно говорится.

— Развоплотитесь? — подсказала Айрин.

— Ага, точно! А я не хочу. Я вырасти хочу. Очень-очень хочу. И чтобы у меня была собака. Или кот. И на рыбах летать, и чтобы родители приехали… ну или пришли по дороге, неважно. Или я чтобы к ним.

— Лёша, сколько же лет назад ты попал в этот ящик? — спросила Айрин.

— Ну… — мальчик остановился. Задумался, что-то прикидывая. — Лет триста, что ли. Может, больше. Это Гласси говорит, что триста. Я не умеют много считать. Я до тридцати умею.

— Малыш, так родители, наверное, давно уже… — Айрин нахмурилась. — Их, наверное, там больше нет. Ну, там, где ты жил с ними. Я не хочу тебя расстраивать, но, понимаешь ли… триста лет, это же много.

— Не знаю, — Лёша поскучнел. — Может, и нету. Но я-то есть. Они хорошие были. Может, и не забыли меня. Как думаешь?

Айрин почувствовала, что сейчас расплачется. Она подошла к мальчику, села на корточки, и обняла его — и он тут же обнял её в ответ.

— Они тебя не забыли, клянусь, чем хочешь, — пообещала она. — Потому что ты очень славный. Правда! Как тебя такого можно забыть? Они тебя не забыли и любят, я точно знаю. Просто они, наверное, потерялись. И сейчас тебя ищут.

— И найдут? — с надеждой спросил мальчик.

— Мне кажется, да, — Айрин погладила его по спинке. — Давай будем в это верить.

— Давай, — мальчик тут же повеселел. — Побежали к лесу, скорее! Да не бойся, тут ноги не переломаешь уже. Здесь ям и дырок почти нет, видишь, как кот несется?

* * *

У леса они расстались — мальчик боялся опоздать на регату и упустить Маршала, поэтому к самому леднику с Айрин не пошел. Тут через лес, по тропе, объяснил он, идти не очень долго. Сначала лес, потом каменное поле, а потом ледник. Не перепутаешь, не бойся. Тропа прямая. Только не свались в пропасть, она слева, ее за деревьями не видно. Тропа к ней близко подходит. Поэтому лучше иди потихоньку.

Айрин пообещала. И идти потихоньку, и не свалиться, и быть осторожной. Лёша еще раз обнял ее, и вприпрыжку понесся вниз, к краю плато — бежал он и в самом деле много быстрее, чем могла бы бежать Айрин. Проводив мальчика взглядом, она поправила рюкзак, и пошла следом за Шилдом под сень деревьев и оплетающего их дикого винограда.

Наверное, они правда его очень любили.

Наверное, когда они узнали о том, что он смертельно болен, они решили сохранить его, во что бы то ни стало, чтобы потом…

Вот только «потом» не было. И нет. И самих их уже нет, а есть неизвестно где, в неизвестно каком мире, какой-то загадочный ящик, в котором лежит тело маленького мальчика, как памятник этой чудовищной, извращенной любви, не позволившей им — любящим — отпустить его — любимого — на свободу. Что с ними сталось? Неизвестно. Скорее всего, думала Айрин, шагая по ровной каменной тропе вслед за Шилдом, они ушли в зарпедел, куда-то дальше.

А он — здесь.

Не сказать, что ему тут плохо, его никто не обижает, но… она вспомнила детскую спинку под своей ладонью, и горько вздохнула.

Он никогда не вырастет. Пока он здесь, он никогда не вырастет, и ему очень-очень нужна мама. И папа. И собака или кот, а лучше вместе — и собака, и кот, и морской дракончик, непременно красный, потому что синие — кусючие.

Какая же она горькая порой, эта мнимая свобода бесконечного Берега, думала девушка. Горькая и жестокая. И как же хочется тут всё сломать и исправить, ведь неправильно это, в корне неправильно — дети в ящиках или в музеях, потерянные взрослые, наказанные сами собою, и еще много, очень много всего.

Или ломать нужно не здесь?

Ведь Берег — следствие.

Причина — не он.

«Какое-то у меня получается жестокое милосердие, — думала Айрин. — Наверное, в реальном мире я, со своими мыслями, выглядела бы ужасно. Допустим, стоит ящик, да? В нем мальчик. И кто-то думает, что его можно оживить, а я знаю, что нельзя. И я подхожу и ломаю ящик. И все думают, что я — последняя гадина, которая убила мальчика, которого еще можно было спасти. Ужас какой. Или девочки. Которые, по словам Лёши, мумии в музее. Что такое музей — я отлично помню. Потому что я бывала в музеях. И как бы это выглядело? Там ведь обычно тихо, спокойно, экспонаты в витринках. И тут я… с топором… да, Айрин, что-то тебя заносит. Значит, там, в реальном мире, нужно действовать иначе. Доказывать, показывать, рассказывать. Но кто мне поверит?»

Воспоминание было смутным и нечетким — но Айрин вспомнила вдруг бессилие и отчаяние. Ведь это уже было. Ей уже — не верили. Было что-то очень, очень важное, что надо было донести до людей, но ей в результате не поверил вообще никто. Кажется, никто. Что было важным? Этого в памяти не оказалось. Что-то. Что-то было важным, и никто не поверил.

— Мурря! — Шилд вдруг остановился посреди тропы. — Мурряу! Муррмуряу! Мууррра?

— Ты чего? — удивилась Айрин.

— Мрррффф! — Шилд смотрел влево, нервно дергая хвостом.

Айрин подошла, раздвинула ветви — и тут же отпрянула. Перед ней была пропасть. Огромная пропасть, девушка даже не ожидала, что она окажется столь глубокой. Отвесная каменная стена, и на дне… там деревья? Да, точно. Деревья. И между ними что-то, кажется, шевелится…