— Только из исповеди Холмса мне удалось понять, что на самом деле произошло у меня перед носом. Я обратил внимание, что приблизительно полгода назад резко возрос интерес к кое-каким нашим древним изданиям. Разные люди обоего пола начали посещать отдел старинных и редких книг, занимаясь изучением одних и тех же нескольких томов. Я не придавал этому особого значения, приписав все известной моде на эзотерику, возникшей в последнее время. Впрочем, как бы я мог догадаться, что речь постоянно идет об одной личности, признанном мастере переодевания — Мориарти? Что бы Мориарти ни искал в старинных книгах, он хотел, чтобы его поиски остались как можно более незаметными. Правда, когда через некоторое время интерес к этим произведениям неожиданно угас, это привлекло мое внимание, но было уже поздно. Единственным оставшимся следом явились несколько вырванных страниц, исчезновение которых было невозможно объяснить с учетом строжайшего контроля над посетителями отдела старинных и редких книг. Разумеется, все легко разъяснилось бы, если б я знал, кто нас на самом деле посещал…

Я молча кивнул в знак полного понимания, припомнив, сколько раз я сам становился жертвой хитрости Мориарти. Однажды он обманул меня, притворившись статуей в парке, из протянутой руки которой бил фонтанчик. Счастье, что я наложил на себя обет молчания и не впал в искушение рассказать об этом моем позоре. А ведь я хорошо утолил жажду из брызжущей струи после погони за этим злодеем… Холмс трясся от хохота добрых пятнадцать минут, когда я ему рассказал, и после того, как он разъяснил мне природу источника.

— Я попытался с помощью реконструкции установить, — продолжил Дойл, — что же такое невероятно важное находилось на недостающих страницах, если с ними так варварски обошлись, но, конечно, мне это не удалось. Глупо было и ожидать. Кто я такой, впрочем, чтобы мериться силами с гением, пусть и мрачным, Мориарти? Только теперь, из исповеди Холмса, я получил некоторое, правда, довольно… неполное… представление об этом.

Внезапный бой стенных часов, пробивших шесть, прервал Дойла. Мы оба вдруг посмотрели на большой маятник, гипнотически качавшийся под циферблатом. Думаю, от этого неожиданного звука Дойл вздрогнул чуть сильнее, чем я. Он явно принадлежал к людям, способным погружаться в собственный рассказ. Для него Мориарти сейчас словно был где-то здесь, в этой комнате, притворившийся Бог знает кем — может быть, как раз этими часами, а может быть, и мною…

— Похоже, Мориарти натолкнулся на мысль о существовании другого мира. Другой Земли с другим, иным Лондоном и всем остальным. Это наконец было достойным испытанием, величайшим приключением духа, чего он жаждал и чем ни за какие блага не поделился бы со своим главным соперником, если б не был должен это сделать. Но власти, которой Мориарти располагал, хоть и огромной, было недостаточно, чтобы осуществить то, что напрашивалось как главный вывод из открытия этого параллельного мира — попытаться установить связь с ним.

— Связь… с другим… — прошептал я, забыв об обете.

— Да. Тем более что, как указывает Холмс, на украденных страницах говорилось о том, что попытки войти в контакт постоянно происходят и с другой стороны. Там это по некой причине называется «замыканием круга». Речь идет, очевидно… о метафоре… каким-то образом проникшей в наш мир. Или, быть может, появившейся здесь параллельно… Не знаю. Во всяком случае, это было следом, по которому двинулся Мориарти, скрытым указателем из какой-то старинной книги, фундаментом, на котором он построил впоследствии чудесное здание… Круг…

Я вспомнил в этот момент разговор с Холмсом по поводу круга в письме Мориарти и волнение, которое его тогда охватило. Как он рассердился на меня, когда в послании его главного врага я не увидел ничего, кроме обычной окружности. Никакого скрытого сообщения… метафоры. Но откуда я мог знать? Для меня это был самый обыкновенный круг. Я всегда все понимал буквально…

— Между тем, чтобы связь осуществилась, — продолжил Дойл, — необходимо было освободиться от балласта, который мог помешать этому — прежде всего от собственной телесности, материальности. Ничто материальное не может пройти сквозь барьер, разделяющий два мира. В своей исповеди Холмс подробно объясняет, почему это так, ссылаясь на некие открытия, которые только еще произойдут в будущем, но мои познания в… физике… очень слабы, поэтому я разобрался не до конца. Речь идет, насколько я смог понять, о каких-то очень мелких частицах, вращающихся в противоположных друг другу направлениях и имеющих противоположные заряды, но почему одни не могут находиться рядом с другими — этого я вам не сумею объяснить.

В голосе Дойля появился призвук смущения, почти стыда. Я поспешил его ободрить:

— Вы можете свободно опустить эти технические подробности, мистер Дойл. Я тоже мало что понимаю в физике.

— Итак, чтобы достичь необходимого условия, Мориарти должен был лишиться тела… умереть… по крайней мере в определенном смысле…

— Как это… «в определенном смысле»… возможно умереть? — спросил я. Мой голос не выражал удивления, как этого можно было ожидать. Время удивляться давно прошло в этой беседе.

Дойл пожал плечами.

— Ну, так… что тело будет мертво… а дух, душа… нет… О, я вполне осознаю, что в другом случае это звучало бы как настоящий… бред… религиозный мистицизм… Но не забывайте, что мы сейчас имеем дело с особыми обстоятельствами… весьма особыми…

Напоминание было излишним — как бы я мог это забыть, если б даже захотел?

— Холмс был восхищен подвигом Мориарти, хотя за этим успехом стояла не столько сообразительность, сколько опыт, приобретенный во время пребывания на Востоке, когда тот освоил многие необычные умения тибетских монахов… технику отделения астрального тела, левитацию…

Значит, догадка Холмса оказалась верной. Одно темное место в биографии Мориарти наконец разъяснилось — он добрался до далай-ламы, избежав ловушки превращения в морковку или божью коровку. Как же ему удалось заставить их открыть свои самые драгоценные тайны? Я вспомнил зловещее предупреждение Холмса о том, что этого человека никогда нельзя недооценивать. Даже мертвого, а тем более живого.

— Итак, Мориарти «погиб» в озере, — продолжил Дойл. — Он утонул в результате несчастного случая, после того как его лодка перевернулась (как гласило официальное извещение), и вы действительно идентифицировали его тело. Но лишь тело. Дух его в то время был занят грандиознейшей задачей — попыткой установления связи с Другими. Но первая попытка не удалась. Для того чтобы этого достичь, одного Мориарти было просто-напросто недостаточно. Таким образом, он очутился перед страшным выбором — отказаться от цели, уже подойдя вплотную к ней, или попросить помощи.

Звук открываемой двери на кухню заставил Дойля замолчать. Секундой позже в столовую вошла миссис Симпсон, неся поднос с приготовленной едой. Запах свежей яичницы и жареного лука заполнил комнату.

— Вскоре вы почувствуете себя намного лучше, господин Дойл, — сказала она. — Ничто так благотворно не действует на напряженные нервы, как хорошая еда. Это вам подтвердит и доктор Ватсон. Мы с ним часто беседовали на эту тему, и как раз сегодня я вспоминала одного моего родственника из Кента, который…