продекламировал Игорь Дмитриевич и, видя, что Лариса готова взорваться, пояснил: — Я позвал вас, чтобы вы прикрыли наше бегство. Потому и просил тебя приехать в темных очках. Поменяйся с Эвелиной одеждой, и мы с ней исчезнем.

— Ну ты даешь!..

— Мы возьмем твою машину и Лику, а потом пересядем в такси, — продолжал Игорь Дмитриевич. — Поболтай тут часок с Виталием Ивановичем, отбери какие-нибудь сувениры на память, а дальше поступай, как тебе заблагорассудится.

— Что я в тебе, Снегин, терпеть не могу, так это самоуверенность! Ты ведь даже не пытаешься сделать вид, будто тебя интересует, что я по этому поводу думаю! — возмутилась Лариса. — Все за меня решил и полагаешь, я буду играть роль подсадной утки в этом дурацком спектакле? Если за твоим домом следят, тебя наверняка узнают. И Еву твою — тоже! А уж Лику я подавно не позволю втравливать в эту историю! Она…

— Ара, уймись. План так прост, что обречен на успех. К тому же я договорился с мцимовцами, и они будут только рады моему исчезновению.

— Тебя обманут и убьют!

— Stat sua cuique dies,[35]— пробормотал Игорь Дмитриевич.

— Что ты лопочешь? Неужели даже сейчас ты не в состоянии говорить по-человечески! — голос Ларисы дрогнул, и Снегин испугался, что она бросится ему на шею или зальется слезами.

— Зачем преследовать бегущего с поля боя противника? Римляне говорили: a nemico che fugge, ponte d'oro — «Отступающему неприятелю надо построить золотой мост» — и были совершенно правы. Загнанная в угол крыса дерется как лев, — попытался Игорь Дмитривич успокоить бывшую жену, хотя сам не слишком-то верил собственным словам. — Что же касается Лики…

— Папа, тебя зовет Ева, — сказала Лика, появляясь на. пороге кабинета. Она не пыталась скрывать, что подслушивала их разговор. — Зачем ты уезжаешь? Ты думаешь, там, — она махнула рукой в сторону окна, — тебе будет лучше?

«Красивая выросла девчонка, — подумал Игорь Дмитриевич, чувствуя, что ему становится трудно дышать. — А ведь теперь я с ней разве что по визору смогу поговорить. Вживе-то и не увижу скорее всего. Почему мы так близоруки, так непростительно слепы? Если бы нас чаще посещали мысли о неизбежных разлуках, мы были бы добрее к своим близким и научились лучше благодарить их за любовь и дружбу».

— С наибольшим упорством люди отстаивают дарованное им Господом право совершать глупости. И я, увы и ах, не являюсь исключением, — сказал он ожидавшей ответа дочери. — Ара, иди к Еве. Лика, через десять минут нам надо трогаться в путь.

— Я поняла, — сказала дочь. Подождала, пока Лариса выйдет из кабинета, и спросила: — Тебе действительно надо убегать из города, или это ты из-за мамы?

— Сумму факторов, вынуждающих человека принимать то или иное решение, древние называли судьбой, роком, волей Провидения. «Покорных рок ведет, строптивого волочит», — говорил Сенека.

— Но ты действительно думаешь, что там тебе будет лучше? — со свойственным ей упорством повторила Лика. — Иногда ты… производишь впечатление очень несчастного человека.

— Не знаю, — честно признался Снегин. — Меня вот тоже всегда интересовал вопрос: можно ли научить человека быть счастливым? И знаешь, я пришел к парадоксальному выводу: лучше всего это удается сделать священникам. Я имею в виду сделать конкретного человека счастливым здесь и сейчас, пусть даже прибегая к заведомо ложным посылам и посулам. Надежда на справедливое воздаяние является лучшим утешением, поскольку все мы в той или иной мере чувствуем себя недолюбленными и недооцененными.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив. Хотя бы там. Далеко-далеко. Пусть даже с этой… Евой, — прошептала Лика и, порывисто чмокнув Игоря Дмитриевича в щеку, выскочила в коридор.

— «Мы вольные птицы, пора, брат, пора!» — пробормотал Снегин и. подхватив собранную в ожидании жены и дочери сумку, отправился на кухню.

— Итак, в путь? — приветствовал его Виталий Иванович, откладывая в сторону старинную поваренную книгу, в которую Снегин любил заглядывать на досуге.

— Дамы все еще прихорашиваются? — осведомился Игорь Дмитриевич и взглянул на часы: — Тогда предлагаю выпить по стопке. На посошок.

— А стоит ли? Перед дальней дорогой?

— Что съедено и выпито, — то свято! — изрек Снегин, наполняя стопки. — Ваше здоровье!

— Счастливо унести ноги из любезного отечества, — проворчал Виталий Иванович и опорожнил стопку. — А вот и юные прелестницы!

— Где темные очки? — грозно спросил Снегин по-английски. — Ара, дай их Еве, пусть наденет на лоб и возьмет твою сумочку. А теперь присядем и, с богом, — вперед!

3

Туристская моторно-парусная яхта ходко шла курсом норд-норд-вест, увозя Радова и его воспитанников все дальше и дальше от сумрачного города, который Эвридика назвала странным и неправильным. Прежде Юрию Афанасьевичу не приходило в голову, что со стороны его родной город и впрямь может показаться чудным. Но в чем-то Рика была, безусловно, права. Было в Питере что-то этакое — например, сердцем его являлась Петропавловская крепость, не сделавшая ни одного выстрела по врагу и ставшая главной темницей империи. Форты, великими трудами возведенные в заливе, дабы преградить вражеским судам доступ к городу, использовались только во время Гражданской войны и то, в общем-то, не по назначению. Египетские сфинксы на набережной Невы и знаменитые белые ночи. А теперь вот еще и темные воды Балтийского моря, поглотившие исторический центр города…

— Ты слушаешь меня или строишь грандиозные планы по отмщению МЦИМу? — стоявшая на корме подле Радова Эвридика по-ребячьи дернула его за рукав штормовки. — Никогда еще мне не снились такие яркие и правдоподобные, несмотря на всю их абсурдность, сны! К чему бы это? Отец говорит, что от переживаний, а Сан Ваныч назвал их «бременем воды». Но объяснить ничего не захотел…

Юрий Афанасьевич оторвал взгляд от пенной кильватерной струи и покосился на прижавшуюся к его плечу молодую женщину. Обнял ее правой рукой и подивился тому, что нашла в нем эта конопатая девчонка? Немолод, некрасив, был невесть кем, а стал и вовсе «перекати-полем». Но задерживаться на этой мысли не стал, рассудив, что когда с небес падает манна, надобно насыщаться ею, благодарить Бога и не задавать вопросов, на которые нет ответа.

И тут же вспомнил, что утром, проснувшись в его объятиях, Рика первым делом спросила, что хорошего он нашел в ней? Скорее всего, веснушчатая девчонка, звавшаяся по странной прихоти судьбы миссис Пархест, не ждала от него перечислений собственных достоинств, а просто хотела удостовериться, что толкнул их друг к другу не случай, не минутный порыв, и Радов испытывает к ней те же чувства, что и она к нему. Юрий Афанасьевич не был говоруном и не стал тужиться над сочинением проникновенной речи, однако ответом его Рика осталась довольна.

Добираясь от Морских ворот Дамбы до «Счастливого дня», он, предвидя, что вопрос свой Эвридика будет задавать ему еще не единожды, придумал достойный и честный ответ. Он не станет уверять ее, что она писаная красавица — чего нет, того нет. Но непременно скажет, что она очаровательна, поскольку так оно и есть… Он никогда не влюблялся в женщин с классическими чертами лица и подозревал, что по-настоящему завораживает только некая неправильность, несоразмерность, не зря же говорят: настоящая красавица должна иметь родинку. Красота рукотворных греческих богинь пленяет зрителей, но оставляет равнодушными или даже отталкивает в живых женщинах.