— Я не такая, как Валентин, — сказала Клэри, остановившись рядом с ним. — Наша мама…

— Твоя мать ненавидела меня, — отрезал Себастьян. — И ненавидит до сих пор. Она пыталась убить меня. Ты сама это видела. Ты хочешь убедить меня, что пошла в мать. Допустим. Но Джослин Фэйрчайлд беспощадна. Всегда была такой. Она много лет притворялась, что любит отца … и все для того, чтобы выведать о нем достаточно, а потом предать его. Она устроила Восстание и наблюдала за тем, как на ее глазах перебили всех друзей ее мужа. Она украла твои воспоминания. Ты уже простила ее? И ты правда веришь в то, что, сбегая из Идриса, она собиралась взять меня с собой? Она думала, что я умер, и наверняка испытала облегчение!

— Неправда! — воскликнула Клэри. — У нее была шкатулка с твоими детскими вещами. Каждый год в твой день рождения она рыдала над ней. Эту шкатулку я нашла у тебя в комнате.

Изящные губы Себастьяна скривились. Он отвернулся от нее и быстро зашагал по улице.

— Себастьян! — крикнула Клэри. — Себастьян, подожди.

Она не знала, почему ей хотелось, чтобы он остановился и подождал ее. По правде говоря, она не имела ни малейшего понятия, как ей вернуться, но дело было не только в этом.

Ей хотелось доказать, что она была совсем не такой, какой он ее представляет.

— Джонатан Кристофер Моргенштерн!

Он остановился и оглянулся на нее через плечо.

Клэри подошла к нему и заглянула в прищуренные черные глаза.

— Ты, наверное, и моего второго имени не знаешь, — сказала она.

— Адель, — ответил он, и ей стало неловко. — Кларисса Адель. Валентин не хотел, чтобы тебя так звали. Он хотел назвать тебя Серафиной, в честь матери. Нашей бабушки.

Он снова зашагал, но на этот раз она шла рядом с ним.

— После того как убили нашего деда, бабушка умерла от сердечного приступа. От горя, как всегда говорил отец.

Клэри вспомнила Аматис, которая так и не забыла свою первую любовь, Стивена; отца Стивена, который умер от горя; Инквизитора, посвятившего всю свою жизнь мести, и мать Джейса, перерезавшую себе вены, когда умер ее муж.

— До того как я узнал о нефилимах, я думал, что от горя умереть невозможно, — усмехнулся Себастьян. — Мы, нефилимы, ни к кому не привязываемся, как это свойственно Примитивным. Ну, иногда, конечно, бывает и такое, не все же одинаковые. Но связи между нами всегда прочные, нерушимые. Поэтому мы так плохо уживаемся с чужаками. С нежитью, людьми…

— Моя мама выходит замуж за оборотня, — заметила Клэри.

Они остановились у квадратного каменного здания с голубыми ставнями в дальнем конце переулка.

— Люк когда-то тоже был нефилимом, — сказал Себастьян. — И вспомни нашего отца. Твоя мать предала его, а он всю жизнь надеялся, что она к нему вернется. Этот шкаф с одеждой… — Он осекся.

— Но Валентин говорил Джейсу, что любовь — это слабость, что она разрушительна, — возразила Клэри.

— Разве ты не думала бы так же, если бы провела полжизни в погоне за женщиной, которую не можешь забыть, но знаешь, что она тебя ненавидит? Если бы ты знала, что тот, кого ты любишь больше всего на свете, готов вонзить тебе нож в спину? — Он приблизился к ней так, что ее волосы заколыхались от его дыхания. — Может быть, ты больше похожа на мать, чем на отца. Но что это меняет? Беспощадность у тебя в крови, а в сердце — лед, Кларисса. И не говори, что я не прав.

Себастьян отвернулся, прежде чем она успела ответить, и поднялся на крыльцо. На стене у двери был длинный ряд электрических звонков, под каждым из которых висела табличка с именем. Он нажал кнопку «Магдалина» и подождал. Наконец раздался скрипучий голос:

— Qui est la?

— C’est le fi ls et la fi lle de Valentine, — сказал он. — Nous avions rendez-vous?

Повисла тишина, потом раздался щелчок. Себастьян рывком открыл дверь и придержал ее, вежливо позволив Клэри пройти вперед. Лестница была гладкой и истертой, как борт корабля. Они молча поднялись на верхний этаж, а затем вошли в приоткрытую дверь — сначала Себастьян, за ним Клэри.

За дверью было просторное помещение с белыми стенами и занавесками. Из одного окна виднелась улица с ресторанчиками и бутиками. Мимо проносились машины, но их шум не проникал в квартиру. Пол был из полированного дерева, мебель выкрашена в белый, не считая обитых материей диванов с разноцветными подушками. В соседней комнате, куда они прошли, находилось что-то вроде мастерской. Свет из потолочного окна падал на длинный деревянный стол. У стен стояли мольберты, закрытые тряпками. С крюка на стене свисал заляпанный краской халат.

У стола стояла женщина, Клэри она показалась ровесницей Джослин, но точно определить ее возраст было трудно. На женщине был бесформенный черный балахон, скрывавший ее тело; видны были только белые руки, лицо и горло. На каждой из ее щек толстыми черными линиями была начертана руна, спускавшаяся от уголка глаза к уголку рта.

Клэри никогда раньше не видела таких рун, но понимала, что они значат: Сила, Сноровка, Мастерство. Густые темно-рыжие волосы женщины волнами спадали на талию, а глаза, когда она подняла их, показались Клэри странными: тускло-оранжевые, цвета гаснущего пламени.

Женщина нараспев произнесла:

— Tu dois etre Jonathan Morgenstern. Et elle, c’est ta soeur? Je pensais que…

— Да, я Джонатан Моргенштерн, — кивнул Себастьян. — И это моя сестра, Кларисса. Пожалуйста, разговаривай в ее присутствии по-английски. По-французски она не говорит.

— Английский я подзабыла, — не сразу сказала женщина. — Много лет не доводилось говорить.

— По-моему, твой английский неплох. Кларисса, это сестра Магдалина. Из Железных сестер.

— Но я думала, что Железные сестры никогда не покидают своей крепости… — удивилась Клэри.

— Да, это так, — кивнул Себастьян. — Но если раскрыть участие кого-то из сестер в Восстании… Как ты думаешь, кто вооружал Круг? — Он перевел взгляд на Магдалину. — Железные сестры творцы, а не воины. Но Магдалина покинула крепость прежде, чем ее участие в Восстании было раскрыто.

— До того как твой брат связался со мной, я пятнадцать лет не видела нефилимов, — сказала Магдалина. Было трудно понять, на кого она смотрит, но она явно не была слепой. — Это правда? Материал у вас?

Себастьян сунул руку в мешочек, висевший на поясе, вынул из него минерал и положил на длинный стол. Солнечный луч, падавший через потолочное окно, подсветил его. У Клэри перехватило дух. Это был адамант из антикварной лавки.

Магдалина шумно вдохнула.

— Чистый адамант, — торжественно объявил Себастьян. — Нетронутый рунами.

Железная сестра обошла стол кругом и положила на минерал дрожащие, покрытые рунами руки.

— Adamas pur, — прошептала она. — Я уже много лет не прикасалась к священному материалу.