Я долго мучилась от неуверенности, томилась на границе света и тьмы, разделенных стенкой палатки. Затем решилась. Прочь все чувства и размышления! Мне осталась сущая мелочь. Нужно сделать ее, да побыстрее.

Я сняла зубами колпачок с иглы. Выставив шприц перед собой, пролезла в палатку, зашуршав полиэстером. На посторонний звук Кларк не шелохнулся. Все-таки находился без сознания. Хотя, чтобы убедиться, нужно заглянуть в его лицо. Только мне совершенно этого не хотелось.

Я встала на колени за его спиной и вдохнула запах одеколона. В голове все поплыло. Как он дурманит! Околдовывает, вытягивает из меня потаенные и запретные чувства. Но недолго осталось куражиться этому запаху. Нужно закончить начатое! Чем дольше я тяну, тем труднее будет.

Мерфи сказал, что укол должен быть внутримышечный. То есть достаточно всадить иглу в плечо и надавить на пластиковый поршень.

Продолжая глядеть Кларку в затылок, я подняла иглу шприца. Не могу поверить, что это делаю я! Я в одной секунде от того, чтобы проткнуть Кларка!

Игла легко пронзила тонкую ткань водолазки и вошла в плечевую мышцу.

Кларк едва заметно вздрогнул.

Меня прошиб пот.

Я спешно надавила на поршень, вталкивая в мышцу два кубических сантиметра наркоза.

И вытащила иглу.

Кларк остался в той же позе. Сидя с поднятой головой, словно ожидая, что кто-то войдет в палатку. Я ошеломленно поглядела на пустой шприц.

Я сделала это? Неужели все оказалось так просто!

Шприц выбросила наружу. Еще раз взглянув на затылок Кларка, собралась вылезти следом. Скорее отсюда. Бегом! Невыносимо находиться здесь, в одной платке с чудовищем, пусть и уснувшим на несколько ближайших часов. Лучше оказаться снаружи, на морозе, в одних носках. Лучше переждать там, чем остаться...

Я уже просунула голову в отверстие, как меня озарило.

Что я делаю? Зачем бегу? Меня буравит страх, навеянный прошлым. И оно действительно было ужасным, вспомнить хотя бы смерть Чедвика. Или то, что случилось на гигантском столбе Камня Судеб. Все это так, это было... Но ведь сейчас Кларк спит! И лошадиная доза оксибутирата не прибавит ему бодрости. Он не проснется, даже если в долину Арьяварта рухнет гигантский метеорит. Так зачем я бегу, когда у меня остались вопросы, не дающие покоя вот уже много лет.

А ведь на главный вопрос я могу получить ответ прямо сейчас!

На четвереньках я отползла от отверстия, из которого сквозило холодом. Медленно, словно во сне, обогнула кресло, на котором сидел Кларк. Свет потолочного фонаря резал глаза.

Вот я возле его ног.

Встала на колени и посмотрела ему в лицо.

И едва не закричала.

Кларк сидел с открытыми глазами.

Он спал или находился в трансе — не знаю. Но это выглядело жутко и подавляюще. Кларк словно смотрел на меня из глубины, в которую был погружен его разум. Словно следил. У меня аж сердце заболело.

На груди висел золотой медальон. Тот самый, который нашла я. Под пристальным взором я сняла медальон и повесила на себя. В свете фонаря он засверкал и заискрился, я сразу ощутила непонятную ответственность, которая возлегла на меня. Странное чувство, но нужно поскорее забыть о нем.

Теперь главное.

Я положила пальцы на водолазку. Под мягкой шерстью прощупывались мышцы. Некоторое время я гладила пальцами ткань, а затем вытянула ее из-за поясного ремня.

Кровь оглушительно стучала в голове. Я дышала открытым ртом, чтобы заглатывать как можно больше воздуха, но все равно его не хватало. Если бы мне сейчас предложили кислородную подушку, то я бы от нее не отказалась.

Медленно, очень медленно я стала задирать водолазку. Она собиралась в складки и поднималась вверх, в то время как сантиметр за сантиметром открывалось тело. Хотя я все поняла еще в первые мгновения.

Торс опутывали цепи ужасных черных меток, напоминающих чьи-то уродливые письмена. Метки походили на ту, что стояла у меня на шее, только их было не одна, не две — их были тысячи! Он покрыт ими весь. Куда бы я ни смотрела, они находились везде — на животе, груди, плечах и даже ключицах. Они намертво сидели под кожей, словно невероятная зловещая татуировка. Белая человеческая плоть проступала между рядами, но казалась здесь лишней. В какой-то момент мне почудилось, что я смогу прочесть метки и даже вижу в них какие-то буквы. Но затем это ощущение исчезло.

А потом случилось то, что перевернуло во мне все. Черные надписи, оплетающие тело человека в кресле, показались совершенно пустой, малозначительной информацией. Увиденное потрясло настолько, что я испытала удушье.

Сначала взгляд наткнулся на ужасную рану в районе селезенки. След рваного рубца был велик, рана казалась несовместимой с жизнью. А уже затем на груди я различила татуировку, которую не заметила раньше. Она едва заметно синела меж черных строк. И когда я разобрала ее, разум просто взорвался.

Татуировка изображала крылышки, парашют и короткую надпись кириллицей:

ВДВ НАВСЕГДА!

Свет фонаря под сводом то мерк, то разгорался. Пульсировал, словно некая помпа в его недрах выталкивала фотоны порциями. Такого, конечно, не бывает. Просто мое сердце работает с огромными паузами, и кровь к глазным яблокам поступает с перебоями, отчего и получается такой фокус.

Вой ветра снаружи походил на скулеж пса — обиженный и пронзительный. Через разрез он забирался в пространство между внутренним и наружным тентами палатки и метался там словно птица. Полиэстеровые стенки вздрагивали, хлопали и морщились. Забавно.

Я сидела у подножия кресла на коленях и отрешенно наблюдала за игрой воздуха. Разглядывать картинки — единственное, на что способен человек, когда в голове вакуум. Полное отсутствие мыслей, эмоций и чувств. Если закрыть глаза, то мое состояние вообще будет похоже на смерть. Но только не время сейчас умирать, совсем не время!

Я набрала полную грудь воздуха.

Еще вдох.

И еще.

Кровь насытилась кислородом. Сердце протолкнуло ее в голову, передавая кислород лобным долям, в которых тут же зародились робкие ростки мыслей и образов. Они распускались, ветвились, соединялись друг с другом...

В поисках скандинавского Камня Судеб мои родители оказались на борту сухогруза «Бельмонд». Информация об этом просочилась к спецотделу «Мгла». Желая перехватить отца, они отправили на корабль вооруженную группу. Никто не ведает, что произошло на борту сухогруза. С берега виднелось только размашистое зарево. Об этой катастрофе вообще мало кто может рассказать толком. «Бельмонд» бесследно исчез, а из двадцати оперативников на берег вернулся лишь один. Джон Бейкер. Он привез смертельно раненного русского, который позже был похоронен на тридцать втором километре дороги на Эль-Хосейма.