Через полминуты Богорисовна вошла опять.

— Не погневайся, матушка! — сказала она с приметным смущением. — Что прикажешь?.. К тебе пришел ключник Вышата.

— Вышата? — повторила Рогнеда голосом, исполненным негодования. — Чего хочет от меня этот презренный старик?

— Он пришел не один и говорит, что его прислал государь великий князь. Прикажешь ли ему явиться пред ясные твои очи?

— Пусть войдет, — сказала Рогнеда, и все признаки продолжительной душевной скорби исчезли с лица ее. На бледном челе изобразилось холодное спокойствие, а потухшие в слезах взоры заблистали величием.

Двери отворились. Ключник Вышата, согнувшись в дугу и выступая на цыпочках, явился с подобострастным и подлым лицом своим перед супругою Владимира.

— Что угодно государю великому князю? — спросила Рогнеда, кинув на него взор, исполненный презрения.

— Я прислан к тебе, матушка Рогнеда Рогвольдовна…

— Супругу твоего государя, — прервала Рогнеда, — называют великой княгиней, даже и тогда, когда она была бы покинута и презрена своим мужем.

— Не погневайся, государыня, — продолжал с покорностью Вышата, — я это так, спроста сказал. Великий князь, узнав от меня, что ты все изволишь тосковать и проводишь без сна целые ночи, приказал мне привести к тебе любимого своего певца, Фенкала, чтоб позабавить тебя своими песнями.

— Фенкала, этого варяжского скальда?

— Да, государыня.

— Варяжского скальда! — повторила Рогнеда, не скрывая своего восторга. — О, песни моей родины, песни моего детства, я опять вас услышу! Зови его, зови!

— Ступай сюда, молодец! — сказал Вышата, обращаясь к дверям.

Фенкал, держа под плечом свою ручную арфу, вошел в комнату.

— Приветствую тебя, дочь знаменитого Рогвольда! — сказал он, поклонясь почтительно Рогнеде.

— Что ты, что ты? — шепнул ему на ухо Вышата. — Говори: великая княгиня.

Добро пожаловать, дорогой гость, — сказала Рогнеда. — Садись, мой единоземец, садись Фенкал!.. Ступай, Вышата, скажи великому князю, что если б он подарил меня лучшим ожерельем царицы византийской, то и тогда не порадовал бы столько своей супруги, как прислав к ней своего варяжского скальда.

— Слушаю, государыня! Я скажу ему об этом завтра, а теперь, пока Фенкал будет забавлять тебя своими песнями, я должен остаться здесь.

— Здесь? — повторила Рогнеда, и бледные ее щеки вспыхнули. — Неужели, — продолжала она, устремив сверкающий взор на Вышату, — великий князь Киевский посрамит себя до того, чтоб отдать честь своей супруги — свою собственную честь — под надзор и защиту ключника Вышаты!

— Государыня, — сказал робким голосом Вышата, — я не дерзну никогда и помыслить…

— Если супруг мой, — прервала Рогнеда, — приказал тебе не покидать Фенкала одного, то ступай с ним вместе, я не хочу слушать его песен.

— Государь великий князь не приказывал мне этого, но я думаю…

— Молчи! — вскричала Рогнеда. — Пусть подлые рабыни и наложницы исполняют твою волю, но мне, великой княгине Киевской и дочери Рогвольда, может приказывать один супруг. Ступай!

Вышата посмотрел с недоумением вокруг себя, подошел к нянюшке Богорисовне и сказал ей на ухо:

— Если вы хотя на минуту оставите великую княгиню, то прощайтесь с вашими головами.

Потом, поклонясь почтительно Рогнеде, вышел вон.

— Давно ли, Фенкал, ты служишь великому князю? — спросила Рогнеда, когда ключник вышел из терема.

— Я не слуга его, а пленник, — отвечал мрачным голосом скальд.

— Несчастный! Итак, ты не волен возвратиться в твое отечество?

— Нет.

— Откуда ты родом?

— Из Бергена.

— Из Бергена! О, сколько раз я слыхала от моего родителя о этой отчизне неустрашимых витязей и вдохновенных певцов. Он сам был родом из Бергена… Ах, зачем он покинул свою родину, зачем ему захотелось быть князем Полоцким!.. Живы ли, Фенкал, твои родители?

— Моя мать давно уже умерла, а жив ли мой отец, не знаю.

— Итак, его не умертвили в то время, когда ты был взят в плен?

Фенкал взглянул пристально на великую княгиню и, помолчав немного времени, сказал:

— Неужели ты думаешь, Рогнеда, что я стал бы есть хлеб Владимиров и тешить его варяжскими песнями, если б он был убийцею моего отца?

Легкий румянец пробежал по бледным щекам Рогнеды.

— А что бы ты сделал, несчастный юноша, — сказала она, — если б ты был взят в плен убийцею твоего отца?

— Что бы сделал я? — повторил Фенкал. — Рогнеда, родитель твой был скандинавский витязь, в твоих жилах течет варяжская кровь — и ты спрашиваешь меня, что сделал бы я с убийцею отца моего!

— Фенкал, — сказала вполголоса Рогнеда, поглядев робко вокруг себя, — не забывай, что ты говоришь с супругою Владимира…

— И дочерью злополучного Рогвольда, — прервал певец. — Не знаю, помнишь ли ты это, Рогнеда, а я никогда не забуду ни отца твоего, ни братьев, ни того, как породнился с ними твой супруг и повелитель.

— Молчи, зловещий скальд! — шепнула Рогнеда. — Молчи! Что прошло, то невозвратимо… Зачем ты пробудил в душе моей воспоминания о прошедшем?.. Мой отец… братья мои!.. О, Фенкал, возьми, возьми свою цевницу! Быть может, родные звуки моей отчизны усыпят хотя на время эту змею, которая сосет и гложет мое сердце. Пой, Фенкал, пой!

Вещие персты Фенкала пробежали по звонким струнам: они зарокотали, и согласные их звуки слились с могучим голосом вдохновенного скальда. Он запел:

Певец остановился. Дико зазвучали струны его арфы, и он запел снова:

Фенкал остановился. Устремив испытующий взор на бледное чело Рогнеды, протяжно и с горькою укоризною, которая отзывалась в каждом звуке его голоса, он запел снова: